– А разве не проще было завести депозитную ячейку? – спрашиваю я.

– Отец не доверял банкам, – качает головой Ванесса.

Я перевожу взгляд на Майкла:

– Послушай, не мешало бы сходить и посмотреть. Если это правда, то будет попроще, чем со всем этим старьем возиться.

Взгляд Майкла скользит к окну. Он словно бы надеется разглядеть яхту, причаленную к пирсу, но конечно же там нечего видеть, кроме снега, вертящегося клубами в черной ночной тьме.

– Хочешь выйти сейчас?

– Но это просто снег, – возражает Ванесса. – Если мы сейчас сходим и заберем деньги, вы уберетесь отсюда? Прямо сейчас?

Майкл смотрит на меня. Я пожимаю плечами. Почему бы и нет?

– Конечно, – говорит Майкл. – Пойдем.

И вот мы бредем по снегу через большую лужайку, вниз по берегу, в темноте. Снег уже такой глубокий, что попадает в ботинки и мочит носки. Мы то качаемся, то оступаемся, то тонем в сугробах. Позади нас остается широкий неровный след. Ванесса идет первой, на несколько футов впереди меня. Она хорошо знает дорогу.

Радостно ощущать холод. Мороз заглушает лихорадочные голоса, звучащие у меня в голове. Мне больно делать вдох, но чувствуя боль, я хотя бы ощущаю, что дышу.

Майкл идет за мной, наступая в мои следы. Снег идет густо и быстро, но ветра нет. Такая тишина, что я слышу хруст при каждом шаге – под свежим снегом прячется ледяная корка.

Чтобы удержаться на ногах, в какой-то момент Майкл хватает меня за руку, останавливает меня и шепчет на ухо:

– Не хотелось тебя огорчать, но эта штуковина не заряжена.

Идти по снегу с пистолетом в руке тяжело, поэтому я засунула его за пояс намокших джинсов, чтобы держать равновесие с помощью обеих рук.

– А вот и нет, – отвечаю я. – Пистолет заряжен, я проверила.

Майкл морщится:

– Хм… Интересно, когда она успела… – Он проваливается в сугроб по колено и грязно ругается. – Думаешь, яхта там действительно есть? Или она пытается затащить нас в ловушку?

– В какую ловушку? Она не опаснее котенка. Кроме того, нас двое, а она одна. Что она нам сделает?

– Да вообще все это дико. – Майкл вздыхает. – И какая треклятая врушка, надо же. Брехала, что денег у нее нет.

Я ступаю в такой глубокий сугроб, что у меня с ноги соскальзывает сапог-«луноход». Я наклоняюсь, достаю сапог из снега и напяливаю на промокший носок.

– А у тебя что было на уме? Мог бы теперь уже со мной поделиться.

Майкл скалится:

– Да развестись я планировал, ясно? Брачного-то контракта не было. Так что самое простое из всех мошенничеств. И главное, все даже по закону! В Калифорнии действует закон о совместном имуществе, ты в курсе? Я рассчитывал так: может, мне и не удастся захапать половину ее имущества, но, по крайней мере, она даст мне как минимум пару миллионов отступных, чтобы я убрался. И тут она наконец объявляет, что настоящих денежек у нее нет, а есть только этот треклятый дом. И все становится куда сложнее с точки зрения развода, понимаешь? Вряд ли ее адвокаты дали бы мне уйти с ключами от Стоунхейвена. И тогда я так решил: прикинусь добропорядочным муженьком, и она перепишет завещание и оставит все мне. Оставалось только немножко подождать, а потом… – он пожимает плечами, – убить ее.

Мне не удается скрыть отвращение.

Майкл искоса смотрит на меня:

– Ну не так чтобы прямо… И потом, разве ты сама не это задумала? Явилась и начала пистолетом размахивать! Потому что, милая моя, теперь-то мы уж точно не сможем просто дать ей уйти. Она пойдет прямиком в полицию.

– Это я понимаю.

Однако Майкл недоверчиво пожимает плечами. Похоже, не слишком верит в меня в роли убийцы. И я гадаю, охваченная паническим страхом, не станет ли это зияющей дырой в моем плане: вдруг я не смогу хладнокровно убить человека, если придется?

На брови Майкла садятся снежинки. Он сердито вытирает влагу с лица рукавом куртки:

– Господи, треклятый снег! – Он спотыкается, но удерживается на ногах. – Так вот, чтоб ты знала: просто пристрелить ее тоже нельзя. Нет, все должно смахивать на самоубийство, понимаешь? Хорошая новость: у них в семье все чокнутые. Мамаша покончила с собой, а братец – законченный псих, шизофреник. Ни у кого вопросов не возникнет.

– Так ты, выходит, все уже просчитал. Как поступишь с ней.

– Снотворное в мартини, она вырубится, а потом останется только привязать ее за шею ее к лестнице. И столкнуть. Бум. Она повесилась. Черт, я даже думал, что мне, может быть, даже удастся уговорить ее сделать это. Она ведь на полпути к этому делу, психичка. – Майкл решительно пробирается через очередной сугроб. – Но теперь этот план не сработает. Нужно что-то другое придумать. Типа несчастного случая. Упала в озеро и утонула, что скажешь?

В это самое мгновение перед нами возникает озеро – черный провал. Ванесса ждет нас на берегу. Она стоит, засунув руки в карманы парки. Ее бледное лицо в темноте похоже на луну. Ее волосы покрыты таким толстым слоем снега, что на них начинает замерзать ледяная корка, а по краям уже висят сосульки.

– Здесь, – говорит Ванесса и указывает на каменный лодочный сарай, стоящий совсем рядом, на берегу.

Постройка прячется в снегу среди сосен и ждет нас.

Майкл ботинком сбивает невысокий заледеневший сугроб у двери лодочного сарая, чтобы мы могли войти. Он тянет за дверную ручку, и старые доски трещат. Мы переступаем порог и оказываемся внутри. Наконец мы ушли от снегопада. Внутри лодочный сарай напоминает пещеру, отсыревший каменный храм. В доке, у нас под ногами, негромко плещется вода озера. Наверху, в стропилах, что-то шелестит. В темноте проступают контуры какой-то громадины. Это яхта, загнанная сюда на зиму. Серебристая надпись на борту: «Джудиберд».

Мы с Майклом стоим неподвижно и смотрим на это странное зрелище. И тут раздается жуткий скрежет и эхом отлетает от каменных стен. Я инстинктивно хватаюсь за рукоятку пистолета. Но как только под потолком сарая загораются лампы, я вижу, что звук издает всего лишь старая гидравлическая лебедка, с помощью которой яхта медленно опускается на воду.

Ванесса стоит у стены, держа руку на кнопке пульта, и смотрит, как «Джудиберд» скользит все ниже и ниже, и вот наконец дно яхты касается поверхности воды, и она начинает покачиваться на легкой волне.

– Как насчет… – бормочет Майкл.

Я вынимаю пистолет из-за пояса и навожу его на Ванессу. Она обходит вокруг яхты и снимает с ее кормы защитный брезент. Надо сказать, при этом она демонстрирует силу рук.

Наконец она отбрасывает брезент к одному борту, стирает грязь со щеки и поворачивается к нам:

– Идете?

Мы всходим на яхту.

«Джудиберд» – не грандиозная яхта, они ведь бывают колоссальных размеров, но когда-то она явно была впечатляющим судном. Всюду отполированное до блеска дерево и хромированная сталь. Однако многие годы за яхтой не ухаживали, и это сделало свое пагубное дело. На верхней палубе «Джудиберд» из дыр в кожаной обивке торчит наполнитель, краску на мостике покрывают желтые пятна. Алюминиевые рейлинги на носу стали серо-зелеными и шершавыми от коррозии. Ненадутый оранжевый спасательный плотик лежит на нижней палубе, деревянные весла валяются на корме.