уже снова полна, и горячо идёт обсуждение вчерашнего празднества. А оно вышло у нас, прямо сказать, на славу.

Пусть весь 1955 год будет таким счастливым и радостным, как этот новогодний вечер.

В домиках всюду ёлки – маленькие душистые зелёные веточки, наполняющие воздух смолистым запахом леса. Почти каждый из нас обнаружил такую веточку в посылке, присланной из дома. Раскачиваются яркие игрушки, золотистый дождь льётся среди зелени игл. Мы ходим сегодня друг к другу в гости, и у каждого, как на Большой земле, припасено домашнее угощение.

После обеда к нам зашёл Георгий Матвейчук. Ещё не успела завязаться беседа, как раздался громкий треск, домик вздрогнул, закачались лампочки, словно лёд разверзся под полом. Неужели опять начинается? Мы опрометью выскочили наружу. Тихо, ни звука, ни шороха. Тонкий серп молодой, ещё не оперившейся луны удивлённо склонился над торосами. Вооружившись фонарями, внимательно пядь за пядью осмотрели территорию станции. Этим же занялись и вертолётчики, и аэрологи. Кажется, пока всё в порядке. Это льдина просто предупредила нас, чтобы мы не очень-то радовались временному спокойствию.

2 января

На новой льдине устроились по-хозяйски все научные группы, за исключением гидрологической. И не удивительно. Если палатки и домики, газгольдеры аэрологов и метеорологические будки можно перенести на другое место, то с лунками нельзя было этого проделать. Их надо готовить заново. А лёд стал твёрдым, как бетон. Пробить новые лунки – дело нелёгкое, втроём гидрологам с этой работой не справиться. Прийти же к ним на помощь мы сможем только через пару дней – все заняты сейчас развёртыванием своих плановых наблюдений. Между тем каждый потерянный день – это пробел в исследовании. Но выход был найден. И вот два раза в сутки гидрологи отправляются за полтора километра к старым лункам. Нелёгок их путь в полном мраке, сквозь пургу и мороз. Вот хлопнула дверь домика, и в прямоугольном просвете по- явились одна за другой закутанные фигуры Булавкина и Легенькова, и огоньки фонарей, покачиваясь, удаляются в направлении старого лагеря. Только через два-три часа наши молодые гидрологи возвращаются обратно, и в журнале глубин появляется ещё одна запись – 3397 метров.

4 января

Сегодня по помощь гидрологам смогли выйти сразу шесть человек. Работаем тремя группами. Лёд поддаётся с трудом, а громоздкие куртки спецпошива сковывают движения. Несмотря на тридцатиградусный мороз и пронизывающий ветер, становится жарко. Лунка всё глубже и глубже.

Булавкин укладывает на дно заряд аммонита, завёрнутый в резиновый лоскут оболочки шара зонда, и, подпалив бикфордов шнур, быстро выбирается по спущенной в лунку лестнице. Грохочет взрыв. Теперь остаётся очистить поверхность лунки от осколков, накрыть её палаткой и, установив приборы, начинать наблюдение.

К полуночи все лунки готовы полностью, и гидрологи, отказавшись от сна, монтируют свою аппаратуру.

5 января

Яркий лунный свет значительно облегчает перевозки последних партий имущества, оставленного в двух старых лагерях, хотя сорокаградусный мороз мало располагает к работам на открытом воздухе, а от пронизывающего ветра перестали защищать даже шерстяные подшлемники и тёплые шарфы, которыми мы заматываемся до бровей. После работы кают-компания наполняется до отказа, и каждый норовит подсесть поближе к пышущему жаром камельку, и тогда нет конца рассказам и воспоминаниям. Так не хочется расходиться по домам, несмотря на настойчивые требования дежурного.

6 января

– Слушайте, люди города, и не говорите потом, что вы не слышали! – вещает Лёша Бабенко, стоя на пороге кают-компании, и зычный голос его проникает сквозь «звуконепроницаемые» стенки домиков, пробирается в наглухо закрытые спальные мешки. – Сегодня в 20:00 по московскому времени состоится персональная радиопередача для СП-3 из Москвы.

8 января

Время от времени несколько добровольцев обходят льдину вокруг. До ближайших торосов всего 300–400 метров. Их чёткие контуры, словно вырезанные из картона, чернеют на поблёкшем от лунного света небе. За грядой виднеются ещё новые. Они уходят вдаль, чередуясь, ровными, как стол, полями. Обход льдины теперь не так утомителен, как это бывало раньше: твёрдая поверхность снега легко держит человека, и ноги не вязнут, а размеры её стали раз в шесть меньше. Осторожно, чтобы не свалиться на острые ледяные зубцы, мы перелезаем через высокую стену и тотчас же оказываемся словно в кратере потухшего вулкана.

Площадка диаметром 60–70 метров покрыта плотным снегом, из которого местами выглядывают, словно притаившись, зазубренные льдины. Вал торосов окружил площадку кольцом, из-за которого едва виднеется краешек луны. Глубочайшую, ни с чем не сравнимую, какую-то неземную тишину нарушает только наше дыхание. Наверное, нечто подобное открылось бы людям, впервые попавшим на Луну. Холод, безмолвие… Природа здесь «коротает вечность» в своём первобытном состоянии, и кажется – нет такой силы, которая могла бы пробудить её от этого нескончаемого покоя.

9 января

В 08:30 над станцией появился самолёт Перова. Как ни мал наш аэродром, Перов совершил посадку вполне благополучно. Количество обитателей лагеря увеличилось на шесть человек: прибыла бригада для ремонта вертолёта, так как дальнейшие полёты на нём небезопасны.

На аэродроме выгрузили уголь, который особенно ждали гидрологи и вертолётчики (те и другие упорно держатся за угольные печи).

Луна готовится нас покинуть. Потемнели торосы, налилось чернотою небо, и звёзды начали проступать на нём, как на перевод- ных картинках, усердно растираемых детской рукой. На краю аэродрома стоит вертолёт со снятыми лопастями, и два десятка людей не покладая рук трудятся возле него. У многих на лицах уже выступили красноватые пятна обморожения, но ни время, ни погода не позволяют ждать.

Месяцы, прожитые на льдине, не прошли даром даже для самых молодых зимовщиков. На многое смотрится совсем другими глазами. Вот сегодня Игорь Цигельницкий появился в кают-компании неожиданно помолодевшим: сбрил бороду.

– А всё оно, общественное мнение, – пошутил кто-то.

Но дело, пожалуй, проще: после девяти месяцев зимовки Игорь по-настоящему повзрослел, и ему уже не нужно казаться взрослым.

11–13 января

Сорокаградусные морозы особенно досаждают аэрологам. Тонкая резиновая оболочка воздушных шаров становится хрупкой, как стекло. Порой она неожиданно лопается, и тогда надо начинать всё сначала. Хорошо сказать – всё сначала. Это значит, снова часами корпеть на ледяном ветру у газгольдера, мёрзнуть и беспокоиться.

– А при повторном выпуске всегда беспокоишься в тысячу раз больше, чем при первом, – говорят аэрологи.

Снова давление головокружительно полетело вниз, а температура в высоких слоях атмосферы повысилась на 14 градусов: было – 63, стало – 49. Значит, проходит очередной циклон. Действительно, у нас уже гудит позёмок. Ветер несёт через лагерь потоки снега. Они мчатся, переплетаясь, словно неведомая сила гонит их