и начали прославлять Его. Когда Бог создал Адама, ангелы тут же спросили: «Это тот человек, которому мы должны поклоняться?» – «Нет, – ответил Бог. – Этот – вор, он украдет плод с моего дерева». Поэтому, когда родился Ной, ангелы с нетерпением спросили Бога: «Это тот человек, которого мы должны прославлять до небес?» Бог, однако, очень раздраженно возразил: «Нет, этот – обыкновенный пьяница». Когда родился Авраам, они снова спросили, но Бог, очень мрачный, сказал им: «Нет, этот родился необрезанным, и ему еще только предстоит обратиться в мою веру». Когда родился Исаак, ангелы все еще не теряли надежды: «Вот этот?» – «Нет, – буркнул Бог. – Он любит своего старшего сына, а тот меня ненавидит». Но когда родился Иаков и ангелы снова задали свой вопрос, они наконец услышали: «Да, это он».

Несколько мужчин, занятых постройкой сарая, прерывают свою работу и, остановившись на пороге, слушают женщин. В следующее мгновение на их головы опускаются белые перышки, взлетевшие из корзины от чьего-то слишком порывистого движения.

Кто окажется среди женщин

– Иди к нему, – говорит муж Виттель. – Ты ему особенно нравишься. Он тебя благословит.

Но она отнекивается:

– Как я могу спать с ним, если я твоя жена? Это грех.

Шломо смотрит на нее нежно, как на ребенка:

– Ты рассуждаешь по-старому, как будто ничего не поняла из того, что здесь происходит. Нет греха и нет мужей или не мужей… Настало время спасения, грех нас не запятнает. Яков трудится на благо всех нас и хочет тебя. Ты самая красивая.

Виттель боится:

– Я не самая красивая, ты же знаешь. Ты сам поглядываешь на сторону, здесь так много девушек. А ты? Что бы ты сделал?

– Что мне делать? На твоем месте, Виттель, я бы не спрашивал. Я бы сразу пошел.

Виттель принимает это разрешение с облегчением. Все последние дни она только об этом и думает. Женщины, которые были с Яковом, говорят, что у него два члена. А точнее, что когда он хочет, то два, а когда не хочет, то хватает и одного. Вскоре Виттель получает возможность подтвердить или опровергнуть сей факт.

В апреле Яков посылает экипаж за Ханой, и с тех пор Виттель больше не ходит к Якову каждую ночь. О Хане говорят «Госпожа». В честь Госпожи устраивается пир, женщины натопили гусиного жира и уже несколько дней пекут булки и сносят в Хавину кладовку.

Виттель предпочла бы, чтобы это произошло случайно, но, к сожалению, не получается: она подслушивает возле домика, как Яков и Хана занимаются любовью. Что-то переворачивается у нее внутри, она не понимает, чтó они говорят – разговор идет по-турецки. Виттель возбуждает, когда Яков говорит по-турецки, в следующий раз она попросит его говорить с ней так же. Ждать приходится недолго – через месяц, в мае, Хана, мрачная и недовольная, возвращается в Турцию.

Еще в декабре Господин приказывает собраться всем взрослым. Они выстраиваются в круг и долго стоят в полной тишине. Господин запретил разговаривать, и никто не осмеливается подать голос. Потом он велит мужчинам отойти к правой стене. Из числа женщин выбирает для себя семерых, так же как сделал когда-то Первый, Шабтай.

Сначала Яков берет за руку Виттель и нарекает ее Евой. Виттель, избранная первой, не понимает, что происходит, сразу заливается краской и нервно переступает с ноги на ногу; она очень смущена. Стоит зардевшаяся, покорная, как клушка. Яков ставит ее справа от себя. Потом берет Вайгеле, молодую жену Нахмана из Буска – они только что поженились, и нарекает ее Саррой. Та идет, словно на плаху, печальная, с опущенной головой, поглядывает на мужа и ждет, что будет дальше. Яков велит ей встать за Виттель. Позади нее ставит Еву, жену Якова Майорека, и нарекает Ревеккой. Затем долго смотрит на женщин, те опускают глаза; наконец протягивает руку к прекрасной Спрынеле, тринадцатилетней молоденькой невестке Элиши Шора, жене его младшего сына Вольфа; он называет ее Вирсавия. Теперь занимается левой стороной: первой становится жена Исаака Шора, Яков нарекает ее Рахилью, затем жена Хаима из Надворной, которую он называет Лией. Последняя – Ухля из Лянцкороны, ее Яков нарекает Ависагой Суламитой.

Поскольку все имена принадлежат женам патриархов, избранные женщины взволнованно молчат. И мужья их стоят молча. Внезапно начинает плакать Вайгеле, молодая жена Нахмана. Это неподходящий момент для слез, но все относятся с пониманием.

Вот какие мелочи обнаруживает в Иванье мрачный взгляд Ханы

Люди в хижинах спят на гнилых, кое-как сбитых кроватях или прямо на земле. Вместо постели – охапка старого сена. Вместо белья – подстилка. Лишь у некоторых есть приличные кровати с льняным бельем. Самая богатая изба у Шоров.

Все тут грязные и завшивленные. Даже у Якова вши, потому что он спит со здешними грязнулями. Хана догадывается, вернее – знает наверняка.

Никакая это не община, просто сборище людей, разношерстная толпа. Некоторые друг друга даже не понимают – например, те, кто говорит на турецком или ладино, как Хана, и не знает местной версии идиша.

Есть больные и хромые. Никто их не лечит, наложение рук не всем помогает. В первый же день Хана стала свидетелем смерти очередного ребенка, на этот раз от кашля: он задохнулся.

Много свободных женщин – и вдовы, и агуны, чьи мужья где-то сгинули, но они не могут снова выйти замуж до тех пор, пока не будет доказано, что супруг мертв, и еще какие-то. Некоторые, как предполагает Хана, вовсе даже не еврейки. Отдаются за кусок хлеба и за то, что им разрешили здесь жить. На это закрывают глаза: все спят со всеми, да еще вкладывают в это особый смысл. Хана не понимает, почему мужчинам так важно совокупляться – не такое уж это замечательное занятие. После вторых родов она совершенно утратила желание. Ей мешает то, что мужнина кожа хранит запах других женщин.

Хане кажется, что Яков очень изменился. Сначала радовался ее приезду, но вместе они были всего два раза. Теперь у него на уме что-то новое, а может, очередная женщина. Около него крутится эта Виттель, смотрит на Хану волком. Яков охотнее проводит время с ними всеми, чем с Ханой. Слушает невнимательно, больше интересуется Авачей, которую повсюду с собой таскает. Носит на плечах, малышка играет, будто ездит на верблюде. Хана остается дома и кормит Эммануила грудью. Она боится за сына – как бы не подхватил здесь какую-нибудь болезнь.

Малыш постоянно недомогает. И ветры Иванья ему не на пользу, и