энтузиазмом решил сражаться в те дни, когда затевался простой, недвусмысленный спор между добром и злом. Больше всего в его сознании накопилось негодования против генерала и комиссара за их выговор. Такими вот странными путями сострадание, искусно замаскировавшись, проникает порой в человеческое сердце.

По прошествии двух недель он получил радиограмму, которая привела его в восторг: «Центральное правительство принципе одобряет эвакуацию евреев тчк отправьте двоих следующим транспортом для встречи представителями апвон».

Размахивая этой радиограммой, майор Гордон направился прямо к министру внутренних дел, который лежал в постели и пил некрепкий чай. Бакич объяснил:

– Он болен и ничего знать не знает. Вам лучше потолковать с комиссаром.

Комиссар подтвердил, что уже получил соответствующие инструкции.

– Я предлагаю послать супругов Каньи.

– Он грит, почему именно их?

– Потому что у них больше всего здравого смысла.

– Чего вы сказали?

– Потому что они кажутся самой ответственной парой.

– Комиссар грит, за что же они отвечают?

– Они лучше всех других сумеют аргументированно изложить свою позицию.

Последовала долгая дискуссия между комиссаром и Бакичем.

– Он не пошлет этих Каньев.

– Почему же?

– У Каньи много работы с динамо-машиной.

Итак, была выбрана и отправлена в Бари другая пара евреев, те самые бакалейщик и адвокат, которые навещали его. Майор Гордон сам провожал их. Во время долгого ожидания на аэродроме они оцепенело сидели, закутавшись в одеяла, на своих узелках. Только когда самолет действительно приземлился, освещенный длинной вереницей зажженных костров, оба внезапно расплакались. Когда майор Гордон протянул им руку, они нагнулись и поцеловали ее.

Двумя днями позже из Бари пришло сообщение: «принимайте спецрейс четыре дакоты 23:30 устройте отправку всех евреев». И ликующий майор Гордон занялся приготовлениями.

V

Взлетно-посадочная полоса находилась в восьми милях от города. Перед наступлением сумерек началось шествие. Нескольким евреям каким-то непостижимым образом удалось нанять крестьянские подводы. Большинство же шли пешком, сгорбившись под своим нехитрым скарбом. В десять часов майор Гордон выехал к ним и нашел их – темную массу, осевшую на насыпи, оставшейся от давно уничтоженной железной дороги. Большинство из них спали. Над землей стоял туман. Он спросил у командира эскадрильи:

– Он еще может рассеяться?

– За последний час он стал лишь гуще.

– Самолеты смогут приземлиться?

– Шансов на это ноль.

– Тогда лучше отправить этих людей назад

– Так точно, я как раз сигнализирую об отмене операции.

Майор Гордон терпеть не мог ждать. Он поехал обратно один, но не смог заснуть; через несколько часов он вышел на улицу и ждал в тумане, стоя на перекрестке своего переулка и дороги, пока усталые люди ковыляли мимо него по направлению к городу.

В течение следующих трех недель эта душераздирающая сцена повторялась дважды. Во второй раз на полосе уже даже зажгли костры, самолеты находились прямо над их головами, и люди могли услышать, как они кружат, кружат и в конце концов снова уходят на запад. В тот вечер майор Гордон молился: «Пожалуйста, Господи, сделай так, чтобы все стало хорошо. Ты же уже совершал подобное и раньше. Просто заставь туман рассеяться. Пожалуйста, Господи, помоги этим бедным людям». Но шум двигателей затих вдали, несчастные евреи зашевелились и снова двинулись в путь.

На той же неделе случился первый сильный снегопад. Стало ясно, что до весны рейсов не будет.

Майор Гордон отчаялся хоть что-нибудь сделать для евреев, но в Бари за них вступились могущественные силы. Вскоре он получил радиограмму: «Ожидайте ближайшее время спецгруз гуманитарной помощи для евреев тчк объясните партизанскому штабу что эти поставки предназначены исключительно повторяю исключительно для раздачи евреям». С этим сообщением он отправился к генералу.

– И что это за спецгруз?

– Полагаю, что это продукты, одежда и лекарства.

– Три месяца я прошу того же для своих людей. Весь третий корпус ходит без сапог. В госпитале оперируют без наркоза. На прошлой неделе нам пришлось отойти с двух передовых позиций, потому что нечем было кормить бойцов.

– Знаю. Я неоднократно отправлял донесения об этом.

– Почему же еду и одежду посылают евреям, а не моим людям?

– Я не могу вам это объяснить. Я пришел лишь для того, чтобы спросить, сможете ли вы гарантировать соответствующее распределение груза.

– Я непременно за этим прослежу.

Майор Гордон отправил радиограмму: «При всем уважении предоставьте разумное объяснение дискриминации пользу евреев тчк приложу все усилия для обеспечения справедливого дележа груза гуманитарной помощи» – и получил ответ: «Три самолета сбросят припасы для евреев точку „С“ в 23:00 21 числа тчк это не военная помощь зпт поставки частного источника тчк распределить согласно предыдущей радиограмме».

Днем 21-го числа командир эскадрильи заявился к майору Гордону.

– Что за чертовщина здесь происходит? – спросил он. – У меня только что состоялась загадочная беседа с товарищем по связи с ВВС по поводу сегодняшнего груза гуманитарной помощи. Насколько я понял, он хочет задержать его у себя, пока не получит приказов сверху. Странно, он всегда производил впечатление разумного парня. Я еще не видел его таким взвинченным. Он сообщил, что весь груз должен быть проверен в присутствии министра внутренних дел и помещен под совместную усиленную охрану. Никогда не слышал такой галиматьи. Сдается мне, кто-то в Бари, как обычно, заигрался в политику.

В ту же ночь воздух наполнился парашютами и свистящими в свободном падении не хуже бомб ящиками гуманитарного груза. Представители Союза антифашистской молодежи собрали их, погрузили на подводы, отвезли в сарай возле генеральского штаба и официально опечатали.

VI

Война в Югославии сделала новый виток. Первый этап немецкого отступления закончился; теперь противник окопался на границе Хорватии и Словении. Маршал Тито прилетел с острова Вис, чтобы присоединиться к колоннам русских и болгарских солдат, победно марширующих по Белграду. В «освобожденных» районах начались расправы. Немцы все еще находились в двадцати милях к северу от Бегоя, но теперь ничто, кроме снега, не перекрывало дороги на Далмацию. Майор Гордон принимал участие во многих победных торжествах. Но он не забыл о евреях, как, впрочем, и их друзья в Бари. Однажды, уже в середине декабря, Бакич объявил: «Снова явреи», – и, выйдя во двор, майор Гордон обнаружил, что тот опять заполнен его старыми знакомцами, которые сейчас смахивали на воинов какой-то потешной армии. Все они, как мужчины, так и женщины, были в военных шинелях, вязаных шлемах, так называемых балаклавах, и шерстяных перчатках. Из Белграда поступило строгое распоряжение, и гуманитарный груз был в мгновение ока роздан, вот получатели и явились, чтобы поблагодарить его. Впрочем, в роли делегатов от депутации сегодня выступали другие лица. Бакалейщик и адвокат исчезли навсегда. У мадам Каньи были