В заполненном обеденном зале стоял немалый шум. Мэр, сидевший у противоположного конца стола, оказался для нас вне пределов слышимости. Он постарался слегка перемешать нас. Репортеры, как казалось, с большим интересом интервьюировали друг друга. Я же очутился между Крисом Пенцлером, Четвертым спикером Пояса, и представителем Купола Тихо Бертой Кармоди. Она производила слегка устрашающее впечатление — семь футов три дюйма, корона курчавых седых волос, массивный подбородок и зычный голос.

Сад простирался через Хоувстрейдт-Сити вертикально: огромная воронка с уступами. Через центр проходила наклонная плоскость, похожая на пружинную кровать; более узкие скаты вливались в нее со всех уровней, включая наш. Растения, покрывавшие уступы, были культурными, но тем не менее красивыми. С одного уступа свисали дыни. Глянцевая зелень, покрывавшая поверхность другого уровня, оказалась малиной и клубникой. Были уровни со спелой кукурузой и неспелой пшеницей и помидорами. Еще ниже цвели апельсиновые и лимонные деревья.

Крис Пенцлер заметил мое изумление.

— Завтра, — сказал он. — Сейчас вы видите его при искусственном освещении. При дневном свете он вообще прекрасен.

— А разве вы не только что добрались сюда? Как и остальные? — удивился я.

— Нет, я здесь уже неделю. Я был и на первой Конференции, двадцать лет назад. С тех пор они углубили город. И Сад тоже.

Пенцлер был дородным поясником лет пятидесяти. По сравнению с внушительными покатыми плечами его вполне нормальные ноги казались тонкими. Видимо, большую часть жизни он провел в невесомости. Волосы в его гребневидной прическе, все еще черные, успели поредеть на темени, оставив на лбу отдельный пучок. Брови нависали над глазами одной черной мохнатой полосой.

— А я полагал, что прямой солнечный свет убьет растения, — заметил я.

Пенцлер хотел ответить, но его перебила Берта Кармоди:

— Прямой свет убил бы. Но выпуклые зеркала на крыше ослабляют его и рассеивают. Внизу и по бокам шахты установлены еще зеркала, чтобы направлять солнечный свет повсюду. Каждый город на Луне использует, в сущности, ту же систему.

Она не добавила, что мне перед приездом следовало бы получше подготовиться; но я почти ощутил, как она об этом подумала.

Между тем луняне принесли тарелки и блюда. Особое обслуживание. Прочие забирали еду со стойки вроде буфета. Я взялся за палочки. Они имели сплюснутые кончики, и при низкой гравитации с ними управляться было легче, чем с ложками и вилками. Обед состоял в основном из овощей, приготовленных в квазикитайском стиле, и был очень вкусным. Наткнувшись на куриное мясо, я снова взглянул на Сад. Между уступами еще летали отдельные птицы, хотя большая их часть пристроилась на ночь. Голуби и куры. При малой гравитации куры летают очень хорошо.

К мэру подошел поговорить какой-то темноволосый юноша.

Признаю: я был излишне любопытен, но чем мне еще оставалось занять себя? Паренек был ростом восемь футов с хвостиком, как и мэр, но еще более тощ. Возраст оценивался с трудом: скажем, восемнадцать плюс-минус три. Они оба выглядели как толкиновские эльфы. Вежливо препирающиеся эльфийский король и эльфийский принц. Обоим этот неслышимый разговор не нравился, и они вскоре его оборвали.

Я проследил, к какому столу вернулся юноша. Столик на двоих с другой стороны Сада. Его спутницей была исключительно красивая женщина… земная женщина. Пока он садился, она метнула в нашу сторону взгляд, буквально полный злобы.

На миг наши глаза встретились.

Это была Наоми Хорн!

Она тоже узнала меня. На какое-то мгновение мы застыли… потом оба отвели глаза и вернулись к еде. Минуло уже четырнадцать лет, как мне последний раз хотелось поговорить с Наоми Хорн; но не сейчас.

На десерт были дыни и кофе. Большинство из нас уже направились к лифтам, но тут Крис Пенцлер перехватил мою руку.

— Вглядитесь вглубь Сада, — сказал он.

Я посмотрел. Вниз, по моей прикидке, уходили еще девять этажей. И там внизу росло дерево. Его вершина находилась всего двумя уровнями ниже нас. Наклонный спуск вился вокруг ствола.

— Это секвойя, — сказал Крис, — ее посадили, когда Хоувстрейдт-Сити был впервые заселен. Со времени моего последнего визита она стала намного выше. Ее пересаживают при каждом углублении Сада.

Мы отошли. Я спросил:

— Ну и какой будет эта Конференция?

— Надеюсь, менее беспокойной, чем предыдущая. Двадцать лет назад мы обтесали основной свод законов, по которым теперь управляется Луна. — Он нахмурился. — Но я все же испытываю сомнения. Немалая часть граждан Луны считают, что мы вмешиваемся в их внутренние дела.

— Кое в чем они правы.

— Разумеется. Но могут появиться и другие поводы для беспокойства. Капсулы хранения дороги. И что еще хуже — лунные делегаты утверждают, что от них никакой пользы.

— Крис, я попал в делегацию в последний момент, и у меня было только десять дней на зубрежку.

— Ясно. Ну так вот, первая Конференция состоялась двадцать лет назад. Непросто было найти компромисс между тремя стилями жизни. Вы, плоскоземельцы, не видели причины, по которой лунный закон не должен был отсылать всех преступников в банки органов. Закон Пояса куда снисходительнее. Смертная казнь — это нечто окончательное. А вдруг выяснится, что разобрали не того человека?

— Я знаю о капсулах для хранения, — сказал я.

— Они стали нашим важнейшим компромиссом.

— Шесть месяцев, не так ли? Осужденный остается в замороженном состоянии полгода, прежде чем его разберут. Если приговор будет пересмотрен, его оживят.

— Правильно. Но возможно, вы не знаете, что за последние двадцать лет не был оживлен ни один осужденный. Луна должна была оплатить половину стоимости капсул… Вообще-то, мы могли потребовать и полную оплату. И в первых конструкциях были недочеты. Известно, что четверо осужденных умерли. Их пришлось разобрать сразу же, половина органов была потеряна.

Мы протолкнулись в лифт с остальными и заговорили потише.

— Получается, все труды коту под хвост?

— По лунным стандартам — да. Но насколько тщательно соблюдались права осужденных? Что ж, как я уже сказал, Конференция может оказаться куда более беспокойной, чем все надеются.

Мы все вышли на нулевом уровне. Я понял, что мало кто из лунян хочет жить у поверхности. Эти помещения предназначались в основном для временных постояльцев. Я оставил Пенцлера у его двери и миновал еще две до моей собственной.

Отправляясь в космос, обычно ждешь, что бытовые помещения будут тесноваты. Но комната оказалась заметно просторнее моих ожиданий. Имелась кровать, узкая, но длинная, стол с четырьмя сложенными креслами и ванна. Имелся и видеотелефон, и я взялся за него.

Тэффи не было на месте, но она оставила сообщение. Она была одета в бумажный хирургический халат и говорила слегка запыхавшись.