Сидящие на шеях медведей девчонки дружно захихикали — видать, они и были невесты.

— Убить мало этого шамана! Голову ему откусить! — «воспитав» сыновей, пробурчала тетя Хая.

— Откуси, — согласился Хадамаха, отступая в сторону.

Эльга протестующе вскрикнула и попыталась загородить отца собой. Тетя Хая одним движением высвободилась из оглоблей волокуши, подошла и обнюхала голову Канды, торчащую из-под рук дочери. Негромко фыркнула и отвернулась:

— Я еще с ума не сошла, такое в рот брать! Ну? А что тут у вас без меня делается? — оглядывая вырубку, возмутилась она. — На одну свечу оставить нельзя!

— Старший брат Биату где? И крылатый с черными перьями? — обращаясь к охраннику, напряженно спросил Хадамаха. — Тебя их сторожить оставили.

— А, сбежали! — небрежно махнула лапой тетя Хая. — Когда я остальных выпускала, эти двое как рванут… Гнаться не стали, некогда было. А этот остался… — кивая на брата Тасхи, снисходительно одобрила она.

— Вы выпустили заключенных, тетя Хая? — рявкнул Хадамаха, чувствуя себя одновременно разъяренным и беспомощным.

— Не могла ж я одна идти разбираться с целым селением, почему они не отдают за моих мальчиков своих девочек? — возмутилась тетя Хая. — Нет, на самом деле я, конечно, могла… — пошла на попятный она, поймав укоризненный взгляд Хадамахиного отца. — Но это же неправильно, если мама вмешивается в семейные дела своих сыновей. Мальчики должны сами себе невест украсть! Вместе с друзьями, конечно. А мама что, мама просто в кустиках посидит, приглядит, чтобы мальчиков не обижали. Разберется, если что не так… Только мы как пришли, с ними уже без нас разобрались! Пришлось спасать, — деловито объявила тетя Хая. — Не бросать же их в горящем селении, над которым жрица с закипевшими мозгами носится!

— Какая… жрица? — прерывающимся голосом спросила Аякчан.

— Одна в здешних местах жрица… ну пока ты еще не появилась. — Медведица окинула Аякчан неодобрительным взглядом, давая понять, что лично она, тетя Хая, прекрасно обошлась бы и без второй жрицы. — Носилась над селением и Огнем во все стороны кидалась.

— Она старая! — взвилась Аякчан — и криком, и просто так, в воздух. — Она шевельнутся не могла, не то что летать и Огонь бросать!

— И летала, и бросала! Бойкая такая летающая старушка. И себе в таком возрасте да чтобы так носиться! — с завистью буркнула тетя Хая. — Пока я ее с небес не ссадила.

— Вы… ссадили с небес жрицу? — неверящим тоном выдохнула Аякчан.

— А я Хадамахиным способом, — небрежно сообщила тетя Хая. — Камешек взяла и… бац по ней! Ну, не попала, ее молодой Хап-Хара потом вторым камнем сшиб, как ворону! Но первый камень все ж таки мой был, я, можно сказать, дорогу проложила, без меня Хап-Хара ни за что б не попал. А так жрица на первый камень обернулась, а второй ей и прилетел. Она через голову кувырк — и вниз! И пропала!

— В Огне? — спросила окончательно замороченная Аякчан.

— Какие же вы, жрицы, тупые и непонятливые! Разве я сказала — сгорела? Пропала она! Прямо так, в воздухе, и растаяла! Селение уже не погасить было, все там горело, только и оставалось людей забрать, все-таки они нам теперь родственники — по девочкам-то… — тетя Хая покивала хихикающим девушкам. — Тупые чурбачки сыночки мои, а девочек хороших выбрали! И с мамой не посоветовались! — возмущенно закончила тетя Хая.

— Хотя одному можно порадоваться: никакой поганец-шаман не командовал жрицей! — В голосе Аякчан особой радости не было. — Все равно не верю, что местная жрица — Кандина Огненная женщина! Будь в ней столько Огня, она б уже была Королевой!

— Правильно не веришь! — раздался очередной голос из подлеска — разговорчивый какой подлесок оказался. — Единственная жрица в здешних местах еще в конце прошлого Дня взяла Вечернюю меру Огня для селения и не удержала по старости. Огонь ей в небеса дорогой, ведь для жриц кладбищ не бывает. — Из подлеска выбралась жрица Кыыс. Облегченно вздохнула, как путник после дальней дороги, стряхнула с плеча мешок, мельком улыбнулась Хадамахе и, словно вспомнив важное, повернулась к Аякчан и добавила: — О чем и соответствующие документы есть. Только вот на ее место никого не нашлось — в Югрской земле бедствия начались, все жрицы заняты, да и не хочет никто в такую глухомань! Так что в здешнем селении… нет жрицы!

Жрицы не переставали Хадамаху удивлять. Хоть те, которых Огнем разорвало в клочья, а они все равно летают и селенья жгут, хоть те, которых он оставил в самом надежном месте Сивира… а они появляются, будто так и надо!

— Жрица Кыыс, — сказал Хадамаха. Он не спрашивал — чего там спрашивать, вот же она! Он просто пытался словами подтвердить то, во что не верили его глаза. — Я вас оставил на поляне Золотой бабы.

— Мы сторговались с твоей… девушкой, — усмехнулась Кыыс. — Она меня отпускает, а я передаю тебе послание. — Кыыс прошептала со зловещей кокетливостью: — Вас всех хотят убить, да-да…

— Что, опять? — вырвалось у Хакмара. — Это уже становится однообразным!

— Убить собираются не только вас четверых, а всех Амба, Мапа и крылатых, — холодно уточнила Кыыс.

— Я же говорю — однообразно! — меланхолично откликнулся Хакмар.

— Точно, приближалось там какое-то войско! — обрадовалась тетя Хая. — Мои мальчики на охоту… на разведку сходили… Большущее войско — храмовое вроде, все в синем.

— И когда вы собирались мне об этом сказать, тетя Хая? — сдерживая бешенство, процедил Хадамаха.

Тетя Хая уперла лапы в лохматые бока — в теле медведицы это выглядело внушительно — и рыкнула:

— А я не из твоей стражи! Чего я тебе докладывать должна?

— А кому? — вдруг рявкнул отец. — Кому докладывать, Хая?

— Ну… не знаю… — тетя Хая слегка растерялась. — Мне, наверное… Я все ж таки постарше буду… И побольше…

— А он еще подрастет! — влезла мама.

— Кончайте птичий базар! — рявкнул Хадамаха.

Над вырубкой повисла тишина, и только Белоперая пробормотала:

— Мы-то тут при чем!

— Молчать! Не рычать, клювом не щелкать, отвечать только на мои вопросы! — От рыка Хадамахи дрожали сосны. — Жрица Кыыс! Как вы выбрались с поляны и почему оказались здесь?

— Я не выбралась, — с достоинством сообщила Кыыс. — Меня отпустили. Я должна предупредить вас, а Хозяйка поляны пока попытается задержать храмовое войско.

— Войско большое? — быстро спросил Хадамаха.

— Не маленькое, — влезла тетя Хая. — Лес от их курток аж синий весь!

— Но за что? — вмешалась Аякчан.

— За уничтожение храмовой Буровой и сожжение человеческого поселения со всеми жителями! — невозмутимо сообщила Кыыс.

— Так его ж старая жрица сожгла! Я сама, своими медвежьими глазами видела! — возмутилась тетя Хая.