Он покачал головой:

— Этот щенок совсем сбрендил. Я все видел через окошко для наблюдения. Мисс, вы сохраняли восхитительное хладнокровие, хотя у вас была парочка действительно непростых моментов. Если захотите бросить то, чем сейчас занимаетесь, и пойти в техасские рейнджеры, то дайте знать, я смогу замолвить за вас словечко.

— Спасибо, — отозвалась Сьюзен, после чего сделала глубокий вдох, но вдруг резко выдохнула и, повернувшись к брату, посмотрела ему в лицо. — Ты знал это, ведь правда?

— Знал что?

— Ты знал, что он не захочет с тобой разговаривать и откроет рот разве лишь для того, чтобы плюнуть тебе в лицо. Но ты предвидел, что он не сможет устоять против искушения порисоваться передо мной. Похвастаться. Вот для чего ты меня сюда привез, правда? Мое присутствие должно было развязать ему язык… — Ее голос слегка задрожал.

Джеффри кивнул:

— Пришлось сыграть с ним в эту игру.

Сьюзен сделала еще один долгий, глубокий вдох, затем шепнула брату:

— Ну ладно. А что он такого сказал, черт его побери?

— Мелодия, которую ты поешь, становится общей.

Сьюзен кивнула:

— Ну да, я это слышала. Но что ты такого нашел в этих словах?

Они шли по территории тюрьмы быстрыми шагами, как будто каждая секунда была им дорога или пребывание здесь представляло большую опасность.

— Ты помнишь, когда мы были маленькими, существовало правило: никогда не тревожить отца, когда он играл на скрипке… ну, репетировал там, в цокольном этаже?

— Да. Но почему там, а не в кабинете? Или в гостиной? Зачем он уносил свой инструмент в цокольный этаж и играл там? Так он… — В голосе Сьюзен зазвучали нотки понимания. — Таким образом, нам следует найти…

— Его комнату для занятий музыкой. — Профессор Смерть стиснул зубы, но потом разжал их и произнес: — Вот только занимается он там далеко не этим.

Диана Клейтон уже прошла половину расстояния, отделявшего ее от автомашины, когда увидела в ней человека, всем корпусом навалившегося на руль. Она снова остановилась, внимательно прислушиваясь, готовая уловить малейший подозрительный звук, а затем осторожно двинулась дальше. Ей начинало казаться, что жар солнца внезапно усилился, и она поднесла руку к глазам, чтобы защитить их от нестерпимого блеска, исходящего от металлических частей автомобиля.

Она почувствовала, как пульсирует кровь в ее жилах, и ощутила приток адреналина. Сердце бешено билось в груди. Она отерла пот, заливавший глаза, и почувствовала, что ей необходимо перевести дыхание. Она говорила себе, что должна оставаться начеку и зорко смотреть, не появится ли кто поблизости от нее, но глаза не слушались и оставались прикованными к фигуре за рулем. Она попыталась припомнить, случалось ли ей когда-нибудь прежде видеть мертвецов, но поняла, что во всех случаях, когда это происходило, например, когда кого-то убивали на улице или сбивали машиной, они всегда представали перед ней в виде бесформенных тел, покрытых белой простыней или помещенных в закрывающиеся на молнию пластиковые мешки для перевозки трупов. До сего дня ей никогда не приходилось подходить к мертвым достаточно близко, да еще оставаться с ними наедине, и уж тем более оказываться первой, кому стало известно о факте насильственной смерти, — за исключением, может быть, только одного случая.

Она постаралась представить, как повел бы себя в такой ситуации ее сын.

«Он был бы очень осторожен, — подумала она. — А еще он сохранил бы место преступления в полной неприкосновенности до приезда бригады криминалистов, потому что здесь, возможно, находятся важные улики, которые, вероятно, помогут понять, что тут произошло. Он обратил бы внимание на любые мельчайшие детали, связанные с этой смертью, потому что все эти вещи сумели бы ему что-нибудь рассказать. Он стал бы по ним читать историю преступления, подобно тому как монах читает древний манускрипт».

Она медленно шагнула вперед, чувствуя, что совершенно не подходит для выполнения задачи, с которой столкнулась.

Она находилась примерно футах в десяти от машины, когда увидела, что боковое стекло рядом с местом водителя разбито вдребезги ударом изнутри и его осколки разбросаны на земле рядом с машиной. Те немногие осколки, которые оставались на месте, были испещрены пятнами алой крови, а также серыми частицами кости и мозга.

Лица человека она разглядеть не могла. Голова была слишком низко опущена и упиралась в рулевую колонку. Она попыталась определить, кто это такой, по ширине плеч и по покрою или цвету одежды, но не смогла этого сделать и поняла, что для этого ей придется подойти еще ближе.

Покрепче сжав рукоятку револьвера, она несколько раз повернулась из стороны в сторону, осматривая близлежащую местность.

Двигаясь осторожно, как мать, входящая в комнату, в которой сладко спит ее дитя, Диана подошла к борту машины. Быстрый взгляд на заднее сиденье показал, что оно пусто. Тогда она сосредоточила взгляд на теле сидящего человека. В правой его руке был крупнокалиберный пистолет. В левой он сжимал запачканный кровью конверт.

Она подошла еще немного ближе. Глаза мертвеца были открыты, и это заставило ее вскрикнуть.

Диана сделала быстрый шаг назад, потому что наконец узнала его.

Она неуверенными шажками попятилась от автомобиля и даже споткнулась о камень, потому что все не могла оторвать взгляд от мертвого человека на переднем сиденье. Ей не требовалось вынимать из кармана письмо, чтобы вспомнить, что в нем было написано. И теперь она уже не верила, что это представший перед ней мертвец написал его и посоветовал совершить утреннюю прогулку. Она догадалась наконец, кто это сделал, точно так же как поняла, кто стал виновником того, что перед ней теперь открывался «потрясающий вид». При этой мысли она почувствовала во рту ядовито-горький привкус и потянулась к бутылке с водой. Та стала совсем теплой, но Диана пила ее взахлеб, крупными глотками. Он обещал, что вид, который она увидит, будет исключительным, вспомнилось ей. И она согласилась с тем, что человеческая смерть действительно единственная вещь, которая является одновременно и повседневным, и неповторимым явлением.

В жарком воздухе ощущалась та чрезвычайная сухость, что предвещала сильное падение температуры в ночные часы, которые были уже не за горами. Это пришло в голову Джеффри, когда его и Сьюзен везли к месту, где их мать утром того дня нашла тело агента Мартина. О его гибели им сообщил агент Службы безопасности штата, встретивший их в аэропорту. Однако он не привел каких-либо подробностей, касающихся этой смерти, — только проинформировал, что имело место «неприятное происшествие», как он выразился.

Сьюзен по дороге заметила поворот к таунхаусу, где остановились они с матерью, и шепотом поделилась этой информацией с братом. В конце бульвара Доннера, там, где их мать свернула на проселок, стояла пара патрульных полицейских машин, припаркованных у обочины. Двое полицейских в форме караулили проход, но работы у них практически не было. Никаких осаждающих оцепление толп зевак не наблюдалось. Полицейские быстро подали знак агенту, привезшему Джеффри и Сьюзен, чтобы он проезжал мимо них. Тот при этом остался таким же мрачным и безмолвным, каким был на протяжении всего пути от аэропорта. Теперь его машина запрыгала на рытвинах и через несколько сот ярдов остановилась. Там стояло шесть других автомобилей, беспорядочно расставленных на старой дороге. Джеффри обратил внимание на белые фургоны, принадлежащие группе обследования места преступления: он видел точно такие же, когда было найдено тело последней жертвы. Среди тех, кто на них приехал, он заметил немало знакомых лиц. Криминалисты беспорядочно и суетливо ходили то туда, то сюда, и у него сложилось впечатление, что они не слишком хорошо понимают, как им лучше взяться за это дело. Ему подумалось, что такое на месте преступления можно увидеть только в Пятьдесят первом штате.