– Прикалываешься, Харви? Ты здесь потому, что она хочет, чтобы ее защитили. Ты как старший брат, как опора, которого она выбрала, потому что лишь с тобой смогла себя ассоциировать, когда вернулась с Вектора. Но только есть проблема. Она все же человек – и чувствует вину, желая быть осужденной, из-за чего я и существую. Так она может существовать, между молотом и наковальней, потому что всегда была главным критиком самой себя, привыкла, что уж сказать, к прессингу.

– Нет, – сказала наконец Света, поглядывая на него все это время в корчащейся гримасе гнева и боли. – Я не хочу страдать, я должна выполнить задачу, а не…

– Именно! Ты поставила себе это в схему, как на службе, все же дисциплина и контроль творят чудеса, тут не поспоришь. Так она и шла сюда, дистанцируясь и абстрагируясь ото всего, готовая вытерпеть все что угодно, а остальное не важно. Похвально, но только не я тут злодей. Дело-то именно в том, что ей нужно быть пойманной, нужно, чтобы все вскрылось, иначе без ориентира она не выполнит задачу! Ты знал, Харви, что она специально игнорирует голос, который был на КПК? Она узнала его – верно, Света?

– Отвали на хер! Все это не важно!

– Тогда почему я здесь? Почему сейчас? Почему ты вспомнила про ребенка именно сейчас, хотя ранее была в самой гуще, но справилась, а теперь из-за легкого всплеска – сразу на дно?

– Не важно, кто был на записи, уже не важно – он далеко и спасен! А ребенок… да, я виновата, но я… я…

– Света, не слушай его, ты справляешься отлично – просто надо отключиться от прошлого и заняться тем, ради чего ты здесь. Вернуться…

– Нет, Харви, она не сможет. Она в раздрае, сомнения так ее мучают, что впору снять с себя все ответственность. Потому что после того, как она почти была убита той тварью у моста, внутри засела еще та заноза, называемая «я не должна была выжить». Именно это дает ей сил ничего не делать с лекарством. Без него она, считай, умрет, и именно поэтому так усилилось то познание судьбы через тебя и всю связь, начиная от твоего прилета, заканчивая моей смертью.

– Я не виновата в твоей смерти, – уверенно сказала она, чему сама удивилась, – как и не виновата в смерти Остина, Питера, Тони…

– И даже Альберта?

– Да! Я не всемогущая – такое бывает, что люди умирают! И я не виновата, что он убил тебя!

– Тогда почему ты боишься окончания?

Света хотела только ответить, но замолчала, не успев и первого слова сказать.

– Что будет, когда все наконец-то закончится? Финал истории Вектора и все, с чем ты стала неразрывно связана за последние недели, а кажется, словно и целую жизнь, да? Ты уже на финишной прямой – а все равно зачем-то забежала сюда, так еще и дочь вспомнила… Оттягиваешь этот момент до последнего – но ведь рано или поздно придется столкнуться с принятием всех последствий, без альтернативного взгляда на прошлое в скором будущем или вскрытия новых истин.

– Ты прав. – Света съехала спиной по стене на пол, сев на корточки в смятении и даже странном ощущении опьянения. – Я… я не могу. Я… я хочу свою жизнь назад, но не знаю как. Я уже забыла лицо мужа, как и его имя… как и твое. Все кажется таким далеким, что… сука, да я даже не знаю, какой сегодня день или час или как я попала сюда после Улья. Это, кажется, было так давно, что я не знаю, есть ли смысл от этого лекарства вообще.

– Поэтому тебе был нужен Харви, как некий якорь, источник сил и пример того, кем нужно быть здесь, с кого брать пример, на кого равняться. Но теперь, когда ты осознала все, – его больше нет и вся твоя борьба окончена, ты проиграла.

Ханне приходилось всеми силами выгонять из головы мысли о Кроссе, судьба которого остается для нее неизвестной из-за страха открыть дверь. Если она увидит тело, то будет виновницей его смерти, а если же не увидит, да еще и крови не будет… Вот тут ее еще больше вводило в смуту понимание преображения ее друга в нечто способное лгать совсем уж неприемлемыми способами. Но, несмотря на сгусток противоречий и самых разных предположений с постоянно возникающими парированиями, у Ханны все же получается отсекать всплески жгучей вины с последующим страхом перед возмездием руками, возможно, живого Кросса. Она не способна найти место, успокоиться и остановиться, ноги так и водят ее то в одну сторону, то в другую, из-за чего она все не может пересилить себя и даже спрятаться в безопасном лифте, будто ей мешает невидимая преграда. Внезапно Ханна переключилась на классический вопрос: какой ее бы сейчас увидели мама с папой? Возможно, все это защитный механизм человека, который то покрывается холодным потом, то до трясучки не может стоять на месте и почти бегает от призраков, а возможно, о чем она пока не догадывается, все это связано с адаптацией к реалиям станции. Ее воспитывали с заботой, прививая ответственность и честность, любовь и важность, несмотря на трудности, сохранять лучшее, помогая каждому по возможностям. Сейчас они бы в ней разочаровались, твердо заключает она, сев на колени почти на грани истеричных слез и всхлипов. Голова кругом, и пока она блуждает в лабиринте хаотичных чувств и путающихся мыслей, все сильнее вцепляясь руками в шлем и пряча голову вниз, мимо нее проползло существо. Заметить его получилось лишь тогда, когда страшный, захлебывающийся стон вырвался из легких гостя, испугав ее до онемения всех конечностей. Она не видела его, как и не знала размеров, не говоря уже о намерениях в ее адрес, и прямо сейчас, возможно, существо готовит клыки и когти для захвата неподвижного куска мяса. Мысли об этом на несколько секунд даже приятны, как способ закончить ее мучения, – нужно лишь подобрать приятный образ напоследок… Но вот секунда, минута, еще одна – и ничего не происходит, вообще ничего. Ханна уже открыла вновь глаза, думая, что, возможно, все давно завершилось и ей предстал иной мир, – но нет, ничего не изменилось.

Ханна осмотрелась по сторонам и поднялась с пола, ощутив отрезвляющую боль в коленях. Темнота прятала таинства, редкое освещение напоминало об утраченной жизни, тело Курта уже почти было разобрано. Ей уже начало казаться, словно и не было никакого монстра, – лишь ее игра воображения, как хаотичный импульс эмоций, вырвавшийся за пределы тела. Но не успела она сделать первый шаг, как напряжение всех мышц ударило исподтишка и почти парализовало ее, заставляя бояться уже не того, кто издает всхлипы и стоны у нее за спиной, а простой смерти от невозможности вздохнуть. Шум был оглушающим, ввергнув ее в шкуру самого жалкого и немощного создания, не способного ни на что перед властным и всемогущим существом. Несколько секунд, показавшихся минутами, – и виновник ее мучений прополз по полу слева, прямо на передних лапах он тащил свое тело, оставляя позади следы. Оно оказалось тем самым сотканным из разных частей монстров, которое она видела с Кроссом ранее, чье появление и разъединение на куски вынудило ее взять с него слово… которое уже некому исполнить. Почему-то именно эта мысль напугала ее больше, чем неведомое изуродованное существо, страх перед которым вдруг иссяк, легко дав ей взглянуть на него под другим углом: это же почти безобидная тварь, лишь кривые руки да половина человеческого тела, а голова – изуродованный череп с кусками мяса и ушами. Оно слепо, быстро поняла Ханна, медленно делая шаги за ним, глядя с уже научным интересом на нечто ужасное, будто бы куски разных тварей сшили и пустили в мир, гадая, как долго это выживет. Но только сделал это не человек, а инопланетная Жизнь, что перестало быть теорией в тот момент, как небольшой кусок подполз на косточках, торчащих из боков, к основному корпусу и стал крепиться зубами и избыточной слизью.