– Да уйдет она, что ты возишься с ней! Посмотри на нее – все думает о том мужике, чужом человеке, между прочим, который ей уже дороже нас с тобой. А она все везде поспеть хочет, словно и не наша дочь даже. Может, в родильном подменили, ей-богу, понять не могу, за что страдания такие, чем заслужили поганку этакую!

Мать дала новую кружку ребенку, и тот выронил ее, пролив кровь на пол, где и так уже все было ей испачкано. Та вспылила и начала отвешивать девочке пощечины, ругаясь, что та вся в мать, игнорируя слезы и плач, на которые, разумеется, сама Света реагировала крайне агрессивно, чуть ли не обещая убить их обоих, если они будут вредить ребенку. И тут мать сорвалась и, откинув стул, подошла к стене, впервые глядя в глаза Светы:

– Думаешь, лучше меня сможешь? Я своего ребенка не убивала. Ну ты давай, вот не болтай лишнего, лучше делом докажи.

– Каким еще делом?! Я тебя…

– Угрозы твои засунь подальше, мы тебя еще месту своему научим. Ты давай ответь – хочешь ребенка вернуть? А то ведь мы все из-за тебя тут, в том мире нас нет уже. У тебя есть ампула, которую ты так хочешь отдать другим, как всегда, ставя кого-либо, мразь, выше семьи своей! Разбей! Тогда и незачем тебе уходить будет – а значит, останешься тут, ответственности научишься, авось хоть бабой станешь нормальной. Пока у тебя эта дрянь в руках, не дочь ты мне, как и не мать малой. А уж мы ее научим на твоих ошибках, в этот раз не оплошаем, как с тобой.

И вот они вернулись – те самые ненавистные ей чувства к матери и отцу, кои не были настолько плохими, но и не то чтобы далеко ушли от нынешнего вида. Но куда страшнее было вновь ощутить себя ребенком перед ними. Света смотрела на них и ловила все те тонкие нити из прошлого, стягивающего ее детство и нынешнее лебедками, возрождая все те комплексы, страхи, одиночество и немыслимое по масштабам желание удивить, доказать, что она хороший ребенок, что она заслуживает недостающей любви. Слезы сдержать невозможно, ей хочется одновременно быть не здесь и, наоборот, обнять их – и, возможно, она услышит слова одобрения и заботы… Но тут ее что-то кольнуло – некое пустое пространство среди всех составляющих ее детства, причем настолько явно это ощущается, что она даже забывает о ребенке, которого уже сам отец заставляет есть против воли. Света опустила голову и увидела в руках тот самый шприц с антивирусом, после чего она вновь посмотрела на всех них – но уже иначе, что, несомненно, было замечено матерью и отцом, решившим среагировать на это самым ужасным образом. Отец взял девочку по указу матери, дабы спрятать ее от Светы под плач ребенка, тянущего руки к родной маме. Но Света уже не реагировала – она смогла восполнить пустоту в общении с родителями, где зародилось то, что не просто помогло ей выбраться из того болота, а еще и стать той, кто смог выжить на Векторе, продержавшись очень долго. И это – упрямство. Оно неразрывно связано с ее жизнью, родилось еще в детстве, когда идти наперекор взрослым стало практически единственным способом общения. И вот сама мысль, что ей ставят ультиматум, особенно когда делает это ее мать! Да она чуть ли не из принципа сделает наоборот, даже если себе во вред. Света медленно зашагала назад спиной, видя, как темнота все заволакивает, отнимая у нее шанс быть с ее маленькой дочерью.

– Ты молодец, поняла, какой обман строился перед глазами тобой же лично. Дело ведь не только в упрямстве – мы оба это знаем, но ты еще не призналась себе, хоть и очень хочешь. И я помогу тебе, потому что я на твоей стороне. Все дело в бывшем муже. Если бы это он просил вернуться, помочь ему, то, скорее всего, ты бы уже ушла, потому что дала себе шанс быть счастливой, даже поговорив с ним, что сразу же пробудило бы трезвость. Чувство вины куда лучше работает от родителей, нежели от других. Теперь ты примешь лекарство?

– Если… если я такая молодец, то значит… я… я могу пока повременить.

– Вот оно – ты идешь на компромисс сама с собой. Хитро. Если ты сможешь донести лекарство и помочь хоть кому-то, то сама поддашься на все, не противясь и проиграв борьбу, потому что незачем будет, верно? Сделать хороший поступок напоследок – это символично. Вернуться-то сюда ты сможешь уже после того, как спасешь жизнь человека. Опять же хитро.

Шаги давались несколько с трудом: все же тяжесть бронированного костюма плохо сочеталась с физической усталостью, из-за чего порой приходилось попросту облокачиваться на стену для поддержки движения. Коридор уходил прямо во мрак, позади издавались какие-то звуки, чем-то напоминающие пробуждение хозяев этого места, что вынудило зайти в ближайшую открытую слева дверь: все же умирать пока желания не было. Вроде бы преследования не наблюдалось, да и вокруг довольно-таки тихо: возможно, те создания даже и не знали о блуждающем поблизости обеде. Слева находилось большое зеркало, лишь по краям которого горели встроенные лампы. Напротив же стояли туалетные кабинки, причем самая дальняя перестроена под душ, там по трубам колхозным способом вода поднималась наверх, благо в полу были отверстия для слива при уборке. Люди подстраивались, как могли, что также было понятно из-за устроенного у самой левой, что ближе к входу, кабинки места для ручной стирки, где сейчас лежали контейнеры с одеждой и моющие средства, брошенные в процессе использования.

Благодаря зеркалу было отлично видно общее состояние костюма: мятые пластины, все в крови, трещина на маске паутиной разбрелась почти по всей поверхности. Свет несколько слепил, хотелось вновь во тьму – и вот появился шанс совместить приятное с полезным. Войдя в кабинку, прислушиваясь к окружению, убеждаясь в отсутствии приближения существ, достаточно было лишь повернуть вентиль, дабы вода ударила сверху. Там стоял вкрученный разбрызгиватель, благодаря сильному напору вода струилась интенсивно, даже шум удара о шлем доходил до ушей, в некотором роде действуя как успокоитель. Вода все шла, тело не двигалось, костюм сам отчищался, словно смывая все грехи. Вода шумела прилично, но уже было все равно, ведь она окутывала весь костюм, пусть и не добираясь до тела, – словно уютное одеяло, делая невидимым. Дышать было тяжеловато, но сейчас благодаря подъему влажности это уже не стало проблемой, да еще и легкий отек мышц наконец-то стал спадать, что не могло не радовать.

Внезапный шум не мог не привлечь внимание, выведя из состояния, близкого к эйфории. Вентиль был повернут, вода прекратилась, медленные шаги направились в сторону выхода, пряча свое присутствие в тишине. Лишь беглый взгляд в зеркало – почти чистый вид все еще влажного костюма в некотором роде придал сил, практически даровав редчайшее ощущение красоты. Выйдя, пришлось прислушаться: все же кто-то или что-то громыхало – а значит, источник близок, нужно лишь уловить его. Не прошло и пары минут, как скрежет вновь донесся эхом, вынудив сразу же идти направо, сквозь темную зону коридора, где уже на освещенной небольшой площадке с уткнутыми столиками по углам слева посередине была дверь в столовую, вскрытием которой был занят человек.

Вскоре он понял, что уже не один, и, медленно развернувшись, осмотрел прибывшего с головы до ног. В лице его не было ни страха, ни гнева – лишь ощутимое недовольство и толика любопытства.