как это понять, и даже не буду пытаться. Все это чрезвычайно странно, хотя для Кантона, наверное, обычно.

Цветы и опий, опий и цветы!

Парадоксально, что сей город, впитавший в себя изрядно мирового зла, в ответ одаривает красотой. Читая твои письма, я поражался числу растений, преподнесенных им миру: хризантемы, пионы, тигровые лилии, глицинии, рододендроны, азалии, астры, гардении, бегонии, камелии, гортензии, примулы, нандина, можжевельник, кипарис, чайные розы плетистые, розы многолетние и многое другое. Будь моя воля, я бы предписал всем садовникам на свете помнить, что их цветочное богатство досталось им от щедрот сего многолюдного, зловонного, шумного, сластолюбивого места под названием Кантон.

Когда-нибудь забудут всё — Город чужаков и его «дружбы», опий и «цветочные лодки», и даже, наверное, картины (вряд ли кто-нибудь любит здешние творения (и их авторов) больше меня, а многих вообще воротит от сего незаконнорожденного искусства, не китайского и не европейского целиком).

Все канет в забвение, а вот цветы Кантона останутся, правда же, милая Пагли?

Они бессмертны и будут цвести вечно.

Чарльзу Эллиотту, эсквайру и прочая.

Почти сорок лет британские торговцы, поощряемые Ост-Индской компанией, вели торговлю в ущерб основным законам и главным интересам Китайской империи. В результате валюта страны обесценена, чиновники коррумпированы, множество жизней загублено. Сия торговля стала дурным предзнаменованием правительственных замешательств, привнесла плаху и темницу в уложение о наказаниях, а в сердцах обычных людей породила страх лишиться имущества, достоинства, чести и счастья. Все сословия, от императора на троне до бедняка в лачуге, ощутили ее жало. Мы часто видим, как ее жертвами становятся представители низших классов, но государственные бюллетени свидетельствуют, что она оставила свою мету бесчестья и гибели даже на императорской родне.

Справедливость не позволяет счесть усилия, предпринятые китайцами для обуздания чинимого им зла под маской дружбы, поводом для еще большего растерзания страны. Практическая сметка не велит жертвовать законной доходной торговлей с Китаем, бросая ее на алтарь зловредной коммерции. И тем громче призыв воздержаться от применения силы в неправедной схватке не с китайскими правителями, но с их народом. Как ни мощна Великобритания, у нее нет морального права подвергать опасности жизнь населения в три-четыре миллиона.

Опийная торговля опорочила Господа в глазах язычников много успешнее любых иных набегов во все времена. «Текучая отрава», «мерзкая грязь», «страшная напасть от чужаков» — эти и сотни других имен получил опий на языке сей империи. Чужеземное зелье ославило себя повсеместно, а нравы его поставщиков оставили о себе память в каждом китайском селении.

Как так вышло, что Мальва, Бихар и Бенарес стали главными производителями опия? Почему огромные земельные пространства, прежде занимаемые иными культурами, ныне отданы маку? Отчего посевные площади его, и так уже безмерные, быстро увеличиваются?

Опийная торговля — детище Ост-Индской компании, порожденной британским государством. Индийские доходные статьи, включая означенную торговлю, неизменно одобряются парламентом. Производство и сбыт, как неотъемлемое звено цепи, высочайше одобрены для одной страны и запрещены для другой. Английский купец получил добро высшего законодательного органа на продажу товара Ост-Индской компании. На его стороне симпатия и пример власти, и какое ему дело до возбранений, исходящих от странных и гадких деспотов, что управляют Китаем? Введенный в заблуждение парламентом, он укрепляется в своей позиции, видя, что общество безмолвствует. Это ли не повод уведомить английский народ, что в человеколюбии он уступает китайцам? Не пора ли христианам откликнуться на действия язычников, взбунтовавшихся против дьявола-искусителя? Мой старинный друг, владеющий китайским языком, сказал: «О зелье я говорил с сотнями людей, и никто не выступил в его защиту или оправдание». Жертвы опия не находят слов в его пользу. В Англии всякого приветит богатая лицензированная пивная, а китайский курильщик опия, мучимый виной и стыдом, ищет потайной уголок.

Подсчитано, что произведенный опий измеряется восьмьюдесятью тысячами ящиков. Из сего громадного числа явствует, что возделывание индийского мака должно быть прекращено повсеместно и немедленно. Земли, захваченные сим губительным растением, надлежит вернуть культурам, не наносящим вреда человеческой жизни, добродетели и счастью.

Известно, что потребление зелья уже стало привычкой нездоровой части западного общества. (В Великобритании его торговый оборот за 1831—32 гг. составил двадцать восемь тысяч фунтов.) Если так пойдет дальше, во что превратится нация через одно-два поколения?

Спору нет, нынче Провидение устанавливает наиважнейшие связи посредством национальных вкусов. Вот так, к примеру, любовь к чаю сплотила Англию и Китай. Однако следует помнить: то же самое Провидение, что использует сии особые предпочтения для дружеских уз, может применить их для общественной экзекуции. Да не случится того, что подобная кара — рикошет порока в соблазнителя — ожидает западные государства в их торговле с Китаем.

Да пребудут божественная истина и мощь в каждом нашем усилии приблизить царство всеобщего согласия и вольности, но эра сия должна стать ровесницей времени, когда «не поднимет народ на народ меча, и не будут более учиться воевать».

Остаюсь, досточтимый сэр,

искренне ваш,

Ч. У. Кинг

И вдруг все закончилось. Заслоны исчезли, лавки на обеих Китайских улицах распахнули двери и ставни.

Однако Город чужаков почти обезлюдел — остались только шестнадцать торговцев, которым отказали в выездных пропусках, и их челядь.

Последние дни заточения в опустевшем анклаве стали истинной пыткой, и обитатели индийской фактории облегченно вздохнули, получив известие, что сдача опия наконец-то завершена и вскоре всех отпустят восвояси.

За день до отъезда Нил прошелся по городу, попрощавшись с Аша-диди и поболтав с толмачами, с которыми успел подружиться. Последней остановкой стала печатня, во внутреннем дворе Комптон угостил его чаем. Они поговорили о незаконченной «Хрестоматии», а потом печатник вручил Нилу конверт:

— Вот вам в подарок последняя верстка.

— Верстка чего?

— Письма.

— И кто его автор?

— Письмо Линь Цзэсюя английской королеве.

Нил оторопел.

— Комиссар обратился к королеве Виктории?

— Хай, письмо переведено и отпечатано. Позже прочтете.

— Непременно. — Нил встал. — Спасибо, Комптон.

— Не на чем.

В дверях Нил задержался.

— Знаете, давно хотел вас спросить…

— О чем?

— В день моего знакомства с учителем Чжун Лоу-сы кое-что в ваших словах меня озадачило.

— Что же?

— Вы сказали, что сет Бахрам-джи в ответе за зло.

— Верно, — кивнул Комптон. — Помнить Хо Лао-кина, казненного?

— Да.

— Перед смертью он шибко бояться, бледный, губы белый, точно призрак увидеть. Много-много говорить. Мистер Модди первый дать ему опий, вот так все и начаться. Тогда Модди здесь иметь женщина, тетка Хо Лао-кина. Прижить с ней сын. Вы это знать, А-Нил?

— Кое-что слышал. Рассказывайте.

— Парень вырос, нужна работа. Хо Лао-кин отвозить его в Макао, сводить с контрабандистами.