Молодой человек все еще стоял перед ним, и на лице его отражалось необыкновенное внимание.

Чавен попытался объяснить еще раз:

— Посмотри, линзу нельзя сдвигать после того, как мы поймали нужный нам объект. Леотродос из Перикала утверждает, что обнаружил новую звезду в созвездии Коссопы. Настроив телескоп на Коссопу, мы должны закрепить его неподвижно и тогда уже производить измерения. Не только сегодня, но и завтра, и послезавтра, и в другие дни. И если уж мы делаем измерения, то совершенно точно мы не должны облокачиваться на прибор!

— Но на небе полно звезд, — возразил Тоби. — Почему мы изучаем именно эту?

Чавен на мгновение закрыл глаза.

— Потому что Леотродос заявляет, будто нашел новую звезду. Никто не видел новых звезд уже сотни, а возможно, и тысячи лет. Методы древних ненадежны — им нельзя доверять. Последние исследования натолкнули меня на мысль, что наши представления об устройстве небес не совсем точны.

Озадаченный вид парня был красноречивее всяких слов.

— Если небеса неподвижно закреплены, как утверждают астрологи тригоната, — продолжал втолковывать ему Чавен, — на небе не может появиться новая звезда. Иначе откуда она возьмется?

— Но, господин, это же полная бессмыслица, — возразил Тоби, позевывая, хотя уже не выглядел сонным. — Если боги создали сферу, почему бы им не создать и новую звезду?

— Ты делаешь успехи. — Чавен невольно улыбнулся. — Ты задал правильный вопрос, но важнее ответить на другой: почему они не создавали их раньше?

На миг, лишь на один миг в глазах молодого человека вспыхнул огонь. Но осторожность или усталость, а может быть, многолетняя привычка сразу же погасила его.

— Мне кажется, мы слишком много времени уделяем звездам.

— Да, возможно. Но однажды полученные знания подскажут нам, как боги устроили этот мир. Тогда мы сами станем похожи на богов — разве не так?

— Что вы говорите?! — Тоби сотворил знак, отвращающий зло. — Порой вы пугаете меня, господин Чавен.

Чавен пожал плечами.

— Помоги мне снова зафиксировать линзу на Коссопе и иди спать.

Оставшись в одиночестве, Чавен сделал последние записи наблюдений. Хорошо, что парень ушел. Тоби мог бы заметить, как дрожат у хозяина руки, и чем ближе назначенный час, тем сильнее. Удивительное чувство. Он всегда жаждал знаний, но эти переживания походили на голод, причем неестественный. Каждый раз, когда Чавен пользовался магическим зеркалом, он все более неохотно отрывался от него. Чем была вызвана эта страсть — его собственным желанием получить знание или чарами тех духов, которые это знание дарили? А может быть, чем-то совсем иным? Что бы ни было причиной такой страсти, он с трудом заставил себя опустить тяжелое покрывало на большой ящик с редкими и дорогими линзами. Нужно еще закрыть отверстие в крыше обсерватории и отгородиться от этих назойливых, сводящих с ума звезд, что опять задержало его.

Его нетерпение стало особенно сильным, оттого что в последнее время — уже много дней — зеркало не показывало ничего, кроме теней и тишины. Как утомительно было весь вечер наблюдать за Коссопой, когда все его внимание притягивали три красные звезды. Их называли Рогами Змеоса или Старым Змеем. Когда они появлялись над самой большой планетой, что и произошло сегодняшней ночью, он мог снова говорить с зеркалом.

Чавен надежно запер двери и отправился на поиски Кло. Сегодня, если боги благосклонны, ее усилия и его подношение не останутся без вознаграждения.

Нетерпение Чавена было невероятно велико. Пока Кло не укусила его за палец, он не замечал, как грубо выставляет ее за дверь. Он уронил животное, выругался и принялся высасывать кровь из ранки. Кошка убежала прочь по коридору. На смену гневу пришло раскаяние — нельзя так обижать верную подружку! — но стыд растворился в нетерпении.

В комнате становилось все темнее. Он сел перед зеркалом и начал напевать старинную песню на древнем языке. Никто из живых уже не знал, как правильно произносить слова этого языка, Чавен пел так, как когда-то его научил наставник, Каспар Дайлос. У Дайлоса — его называли колдуном из Крейса — не было магического зеркала, только осколки нескольких других зеркал. Но ему и этого хватало, чтобы творить чудеса. Как и при изучении космоса, зеркало для Чавена было способом добыть и передать знание следующим поколениям. Ведь за годы чумы утеряно так много замечательных и полезных сведений!

Дайлос обучил своего ученика всему, что умел сам. Когда необыкновенное зеркало, это удивительное наследие прошлого, попало к Чавену, тот уже в целом представлял, как им пользоваться. Хотя далеко не все части ритуала были ему досконально известны.

Теперь Чавен сидел в темной комнате, озадаченно потирая лоб. Его сбила с толку странная мысль. У него заболела голова — так пристально он вглядывался в сумрак зеркала, стараясь разглядеть: смотрит ли кто-то на его призрачную мышку, что лежит на призрачном полу, не хочет ли этот кто-то появиться перед ним. Неужели и сегодня его ожидает неудача? Он сознавал, что недостаточно сосредоточен. Он даже не мог вспомнить, откуда у него появилось это зеркало. Провал в памяти открылся совершенно неожиданно. Чавен отлично помнил, откуда у него все остальные зеркала. Но одно из них, прислоненное к стене в тайной комнате, словно возникло само по себе. Врач не представлял себе, когда и как в его коллекцию попала великая драгоценность — магическое зеркало.

Это беспокоило его так, словно он не мог дотянуться до зудящего места, и беспокойство усиливалось. Даже страстная жажда знаний ослабела, оттого что новая загадка не давала ему покоя.

«Откуда же взялась эта чудодейственная вещь? — гадал Чавен. — Сколько времени она у меня?»

Но вот в центре зеркала вспыхнуло большое пятно белого света, будто отверстие в ночном небе, сквозь которое льется сияние богов. Чавена ослепил этот свет — он поднял руки к лицу и прикрыл глаза. В зеркале появилась сова. Свет чуть померк, когда птица сложила свои яркие крылья и уставилась на Чавена оранжевыми глазами, сжимая в когтях жертвенную мышь — добычу Кло.

Все тревожные мысли моментально испарились, словно Чавен оказался под защитой ее крыльев. Словно он сам превратился в крошечное существо, схваченное белоснежной лапой. Когти держали добычу с такой силой, что казалось: отдать за это жизнь — великая честь.

Он покинул бесконечное безмолвие и оказался в сиянии яркого света. Невероятная музыка и какой-то гул, в котором слышны голоса и мелодии, наполняли его; но и они постепенно ослабевали. Чавен ощущал удивительные ароматы — сильные, пьянящие и сладкие, как запах масла из роз, что никогда не цвели на обычной земле, а уходили корнями в пропитанную смертью и разрушением почву. Теперь он обрел способность думать.

Чавен не знал, сколько длилось это невероятное блаженство — может быть, века, — но для врача время прошло как одно мгновение. Он услышал даже не голос, а переданную ему мысль: «Я здесь». Или еще проще: «Это я». Мужчина говорил или женщина, не имело никакого значения. Чавен выразил безмерную благодарность за то, что его жертва принята. Взамен он получил знание о незыблемом покое — о том, что требовало от него обожания и почитания.