— Тихо! Мне кажется, вы ищете вот это, — сказал он, протягивая ей шаль из чудесного шелка. — Не забудьте ее, когда будете уходить.

— Джеддин! — Киннитан поспешно прижала ладони к губам и уже тише спросила: — Что вы здесь делаете?

Настоящий мужчина в обители Уединения!… Что будет с ним, если их поймают? Что будет с ней?

«Леопард» заслонил выход, отрезая Киннитан путь к отступлению. Она в отчаянии оглядела крошечное помещение. Там не было ничего, кроме низкого стола и подушек. Не было и второго выхода.

— Я хотел увидеть вас, — произнес Джеддин. — Хотел… поговорить с вами.

Он подошел ближе, схватил Киннитан за локоть и увлек ее в глубь беседки. Сердце Киннитан так колотилось, что у нее перехватило дыхание. Она чувствовала, как Джеддин сжимает ее руку. Если бы он перебросил ее через плечо и потащил куда-нибудь, она не смогла бы сопротивляться. Только кричать. Впрочем, она не сделала бы и этого — ведь неизвестно, каковы будут последствия.

— Я не задержу вас надолго, — сказал он. — Придя сюда, госпожа, я отдал в ваши руки свою жизнь. Вы не подарите мне несколько минут?

Он смотрел на Киннитан так пристально, так сосредоточенно, что она отвела взгляд и снова почувствовала жар и лихорадку. Уж не дурной ли это сон? Может быть, она сошла с ума от эликсира, что ей давали священники? Но нет, Джеддин по-прежнему стоял перед ней, огромный, сильный и красивый, словно статуя в храме.

— Чего вы от меня хотите? — спросила Киннитан.

— То, чего я не могу получить. — Он выпустил ее руку и сжал кулаки. — Я… я не в силах не думать о вас, Киннитан. Мое сердце разрывается. Ваш образ преследует меня даже во сне. У меня все валится из рук, я обо всем забываю…

Она отчаянно покачала головой. Теперь ей стало по-настоящему страшно.

— Нет. Нет, это… — пробормотала она и сделала шаг ему навстречу, но тотчас передумала: Джеддин готов обнять ее, прижать к себе — и тогда ей не вырваться из крепких объятий. — Это просто безумие, Джеддин… капитан. Даже если мы забудем, зачем я здесь и кто привез меня сюда…

Она застыла, услышав снаружи какой-то шум… Но это всего лишь две жены автарка играли в какую-то игру и пронзительно кричали.

— Даже если мы все это забудем… — повторила Киннитан. — Вы ведь совсем меня не знаете. Вы видели меня два раза!

— Нет, госпожа, не так. Когда мы оба были детьми, я смотрел на вас каждый день. Только вы по-доброму относились ко мне в те дни. — Лицо его стало необыкновенно серьезным. Не опасайся Киннитан за свою жизнь, она бы засмеялась. — Я знаю, что поступаю неправильно, но для меня невыносимо думать, что вы будете… принадлежать ему.

Она отрицательно покачала головой, желая одного: поскорее уйти отсюда. В командире «леопардов» было нечто такое, от чего у нее начинало щемить сердце. Киннитан хотелось его утешить. Были и другие чувства, но страх возобладал. Чем дальше, тем больше она ощущала себя добычей, за которой гонится свора собак.

— Нас просто убьют, — ответила она. — И что бы вы ни воображали, Джеддин, вы меня совсем не знаете.

— Зовите меня Джин, как в старые времена.

— Нет! Тогда мы были детьми. Вы бегали за моими братьями. Они вас обижали, но и я вела себя не лучше. Я была девочкой, к тому же застенчивой, и ни разу не сказала братьям и их друзьям, чтобы они прекратили обижать вас.

— Вы были добры, я нравился вам.

Она негромко застонала от отчаяния и страха.

— Джеддин! Вы должны сейчас же уйти. И больше здесь не появляйтесь!

— Вы любите его? — спросил командир «леопардов».

— Кого? Вы имеете в виду…

Киннитан подошла к Джеддину вплотную — так близко, что она чувствовала его дыхание на своем лице, — и уперлась в его грудь рукой, чтобы он не мог прижать ее к себе.

— Конечно нет, — негромко ответила девушка. — Я ничто для моего господина, даже меньше, чем ничто. Стул, коврик, сосуд для мытья рук. Но никто не посмеет украсть у него этот сосуд — ни я, ни вы. Если вы попытаетесь меня похитить, обоих нас убьют. — Она вздохнула. — Вы мне не безразличны, Джеддин.

— Тогда у нас есть надежда, — отозвался он, и складки на его лбу разгладились. — Есть смысл жить.

— Тихо! Вы плохо меня слушали. Вы мне не безразличны, и в следующей жизни это чувство, возможно, перерастет во что-то большее. Но я не собираюсь умирать из-за мужчины. Вы все поняли? Уходите. И не смейте думать обо мне.

Киннитан попыталась отойти, но его объятия она не смогла бы разорвать никакими усилиями.

— Отпустите! — шепотом потребовала она. — Они уже волнуются, куда я пропала.

— Луан их отвлечет. — Он склонялся все ниже, и девушка чувствовала, что слабеет, глядя на него снизу вверх. — Вы не любите его.

— Позвольте мне уйти!

— Ш-ш. Я недолго пробуду на своем посту. Враги хотят меня сместить.

— Враги?

— Я крестьянин, ставший командиром гвардейцев автарка. Старший министр меня ненавидит. Я забавляю Бесценного: он зовет меня своим сторожевым псом и потешается, когда я коверкаю слова. Но старший министр Вэш и остальные хотели бы видеть мою голову на копье. Я мог бы свернуть шею любому из них голыми руками, но в этом дворце правят не леопарды, а газели.

— Зачем же вы даете им в руки такие козыри? Это предел глупости. Вы погубите нас обоих.

— Нет. Я что-нибудь придумаю. Мы будем вместе.

Взгляд его стал мечтательным, а сердце в груди Киннитан екнуло и почти остановилось. Сейчас он казался ей таким же сумасшедшим, как автарк.

— Мы будем вместе, — повторил он. Воспользовавшись моментом, Киннитан высвободила руку и попятилась к выходу.

— Уходите, Джеддин! — потребовала она. — Не делайте глупостей!

Глаза его наполнились слезами.

— Стойте! Не забудьте это. — Он бросил ей розовую шаль. — Я приду к вам ночью.

— Вы не сделаете этого! — чуть не задохнулась от ужаса Киннитан.

Она отвернулась и поспешила назад, в пропитанный ароматами Благоуханный сад.

— Ты тоже сошла с ума? — прошептала она Луан, передавая ей шаль.

Несколько жен неподалеку смотрели на них, но Киннитан надеялась, что это лишь праздный интерес к подругам по заточению.

— Нас всех казнят! — продолжала Киннитан. — Будут пытать!

Луан отводила взгляд, но лицо ее покраснело под толстым слоем пудры.

— Ты не понимаешь, — тихо промолвила она.

— Не понимаю? А что здесь понимать? Ты…

— Я всего лишь одна из избранных. А он — глава «леопардов» автарка. Он может меня задержать и убить под любым предлогом. Чего стоит слово старого толстого кастрата в женской одежде против слова командира мушкетеров Бесценного?