Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шамуэй не мог предоставить формальных доказательств права собственности Капоне, но отметил особенности поведения, явно указывающие на это право. Дух высказываний, доступ в задние помещения, куда закрыт вход клиентам, и руководящие указания давали основания понять, что он является хозяином. Шамуэй перевозил прибыль из Subway в безопасный Hawthorne. Сначала его сопровождали двое вооруженных головорезов, но Шамуэй начал возражать: если начнется стрельба на поражение, он будет посредине. Ему позволили носить деньги без охраны. Вскоре Капоне спросил, что он собирается делать в случае попытки ограбления. «Отдам все, не раздумывая», – честно ответил нервный «дьячок». «Кто бы сомневался», – проворчал Капоне в ответ. Кто, кроме босса, посмел бы дать разрешение на столь бесцеремонную сдачу денег, принадлежащих гангстерам?
На третий день, в четверг, 8 октября, появился еще один свидетель, названный в прессе «скрытой дорогой Капоне в Ватерлоо». Обвинение представило суду выводы, сделанные Маттингли.
Защита решительно возражала. Однако были ли возражения достаточно эффективными? «То, что я вижу сейчас, читая стенограмму судебного разбирательства, – говорил Терри МакКарти, один из двух адвокатов, в ходе повторного рассмотрения дела Капоне в 1990 году, – свидетельствует, это были совершенно бездарные адвокаты по уголовным делам. По сегодняшним стандартам, полнейшие дилетанты».
Судья Маршалл, председательствующий на слушании ABA, согласился: «Практика права действительно усложнилась. В то время в юриспруденции были более простые дни».
Стоит заметить, что команда защиты была откровенно неудачной. Высокий, с острыми чертами лица, Майк Ахерн являлся совладельцем выдающегося адвокатского партнерства Nash and Ahern, одного из лучших в Чикаго в рамках уголовного права. Томми Нэш и ранее представлял интересы Капоне в суде, но по причинам, о которых никогда не упоминалось в новостных сообщениях и неизвестным даже сыну Нэша (сегодня он практикующий чикагский адвокат), не присутствовал на этом процессе. Он считался настоящим волшебником в зале, знатоком закулисья и мастером аналитических исследований. Вместо него сторону защиты представлял Альберт Финк – толстенький коротышка в очках с золотой оправой, придававшим ему забавный вид. Он играл персонажную роль, часто восклицая: «О, где моя совесть!» Несмотря на высокую репутацию в адвокатских кругах, ему явно не хватало навыков Нэша как в юридической стратегии, так и в судебной тактике.
Защита слабо возражала против добавления в дело материалов Маттингли с правовой точки зрения. Ахерн справедливо заметил, что в интересах сбора налогов Конгресс призывал граждан «лично обращаться к правительству и достигать с ним взаимовыгодного соглашения до того, как начнутся гражданские или уголовные тяжбы».
Но после этого заявления защита быстро скатилась в бессмысленную дискуссию, которая выглядела по меньшей мере неуместно.
– Человеческая природа избегает налогов, – провозгласил Ахерн. – У нас было бостонское чаепитие…[205]
– И что дальше? – прервал его судья Уилкерсон. – Вы предлагаете устроить еще одну вечеринку по примеру Бостона?
– Нет, сэр, – признал Ахерн. – Я не знаю, что тут у нас.
Затем к делу подключился Финк, утверждая, что Маттингли превысил полномочия и не понимал, что делает: «Он просто должен был освободить Капоне от уголовной ответственности. Но после того, как чиновники Министерства финансов сказали, что сказанное им будет использовано против клиента, пошел дальше и сделал заявления, лишь усугубившие положение. Я хочу спросить адвоката, зачем он это сделал. Я требую проведения перекрестного допроса».
Этим заявлением Финк испортил все дело. Во-первых, если Маттингли действительно хотел «только освободить Капоне от уголовной ответственности», его действия выглядели как недобросовестная попытка найти компромисс, не являющийся законным поводом для предотвращения уголовного преследования. Во-вторых, никакая глупость или неправильность действий в тактике налогового адвоката не позволила бы Капоне сорваться с крючка. Защита должна была настаивать, что Маттингли прав и все его сделанные «без предрассудков» заявления освобождаются от использования в других процессах, касающихся обсуждения налоговой суммы Капоне. Агенты Налогового управления США делали особенный акцент, что не имеют возможности предоставить Капоне какой-либо иммунитет.
Все заявления Капоне или его адвоката, касающиеся азартных игр, бутлегерства или проституции, могли быть использованы в разбирательстве по этим вопросам.
Защита рассматривала это как доходы, полученные из разных источников, поэтому, в рамках навязываемого Конгрессом компромисса, они не могут быть использованы в более позднем судебном преследовании за уклонение от уплаты налогов.
Естественно, этот вопрос был поднят и на исследовательском процессе АВА 1990 года. «Я уверен, – сказал судья Маршалл, – предложение о компромиссе носило добросовестный характер. Согласно действующим федеральным правилам и правилам, существовавшим в то время – добросовестные предложения о компромиссе не принимаются в качестве доказательств». Этот закон вполне логичен. В подобных переговорах по урегулированию граждане могли идти на самооговор, если считали, что это будет менее проблематичным и затратным, чем борьба с проблемой. «Оплатите два доллара»[206], как гласит старая шутка. Судья Маршалл постановил, что исключит все доказательства Маттингли из повторного судебного разбирательства, и дал «задний ход», только когда обвинение возразило, что дело развалится и всю программу повторного процесса придется отменить. На реальном процессе судья Уилкерсон без колебаний принял все материалы Маттингли.
Жена Капоне, Мэй,
стояла горой за своего
мужа, несмотря ни
на что. После его
смерти она говорила:
«У общественности есть
одно представление
о моем муже. У меня
другое. Я до конца своих
дней буду дорожить
памятью о нем и любить
его».
«Остается последний шанс, – простонал Альберт Финк, когда началась процедура присоединения «Письма Маттингли» к материалам дела. – Его уже плотно прибили к кресту. Осталось просто вбить последний гвоздь».
Не желая отказываться от начатого, Финк не стал возражать против «Письма Маттингли», поскольку в нем присутствовали некоторые нюансы, по крайней мере, косвенно указывающие, что у адвоката не все в порядке с головой.