И поднадзорный… Нет, не поднадзорный – патрикий Михаил! Как он смотрел на деда! Право, неизвестно, кто из них старше… Будто пожилой и много видевший муж смотрит на свадьбу старого друга – радуется за него и немного завидует… Наваждение… Или нет?»

Следом подошли наставник Андрей Лисовин и Арина.

«Господи, как же он напряжён – воздух дрожит! Верит и не верит. Но ощущаю это, похоже, только я и, может быть, Моисей – он сослужает мне и стоит совсем рядом. А вот на лице у декарха Андрея не дрогнул ни один мускул – стоит памятником самому себе. Только глаза… Затрудняюсь сказать, что я в них вижу – там буря!

А она! Воплощение красоты и счастья! И сама от него светится. Но тоже держит себя более чем достойно.

И как они смотрят друг на друга… Как распахнулись его глаза, когда она сказала «да», и как её, когда он кивнул. И нет им никакого дела до остального мира. Особенно ей!

А вот патрикию Михаилу, или всё же поднадзорному – есть! Цепкий взгляд, не пропускающий ничего. И опять стариковский – на декарха Андрея смотрит, как на сына, а на Ирину, как на свою невестку. Как на детей!

Если это и морок, то очень уж хитро наведённый…»

За Лисовинами к венчанию одна за другой подошли ещё шесть пар.

«А где же Кондратий? Неужели вдова Елена раскрыла заговор? Тогда, Макарий, боюсь, мы скоро будем отпевать одного не по росту задорного архитектора».

И тут дверь в церковь с грохотом распахнулась, и внутрь ввалилось нечто, напомнившее отставному хилиарху штурмовую группу, только что высадившую крепостные ворота.

«Зачем архитектории[138] взяли вместо тарана архитектора?

Тьфу, пропасть! Это же Елена с Кондратием под мышкой, за ней Бурей, потом воевода Кирилл с женой, за ними Андрей с Ириной, а за ними, похоже, всё остальное село!

Но почему Кондратий прибыл на венчание в таком виде? Он же говорил, что только для запаху!»

Сучок же, будто услышав мысли священника, бессильно обвис в могучих объятиях подруги. И ножкой вяленько так дёрнул.

– Кхе! – прокомментировал воевода и подкрутил ус.

– Угу! – отозвался в тон ему Бурей.

Зеваки и оставшиеся в церкви, чтобы поглазеть на венчание, и ввалившиеся с улицы вслед за Алёной, Корнеем и остальными начали отворачиваться и фыркать. Пока ещё очень осторожно и тихо.

Корней, не выпуская руку Листвяны, шагнул вперёд. Рядом тут же встал Бурей. Оба синхронно вытянули руки и подтолкнули Алёну к алтарю. Бурей в спину, Корней чуть ниже.

Алёна сделала шаг вперёд. Листвяна, точнее, теперь уже боярыня Асклепидота, приподняла бровь и посмотрела на мужа. Сучок открыл один глаз и посмотрел на Алёну. Немой, невиданное дело, отчётливо хрюкнул. Арина, видимо, не в силах более сдерживаться, припала к плечу мужа. Варвара Чумиха выкатилась в первый ряд и пристроилась рядом с Буреем. Певчие смолкли. Лавр зажал себе рот ладонью. Фаддей Чума прыснул в кулак и приобнял Лавра.

Лицо боярича Михаила несколько перекосилось – кажется, он изо всех сил закусил губу. В задних рядах зевак чей-то полный сладкой муки голос тоненько затянул: «Ыыыы-и-и-и!»

Корней и Бурей сделали шаг вперёд и снова синхронно подтолкнули Алёну. На этот раз оба в спину.

– Ой, тятенька, рожу счас! – пропищала беременная молодуха, которую отец Меркурий обвенчал пять минут назад.

– Таперича валяй! Можно! – совершенно серьёзно дозволил отец.

– Я те рожу на людях-та – возразил молодой муж. – Домой придём, тады ужо!

Алёна сделала шаг вперёд. Корней и Бурей в ногу шагнули следом.

Боярич Михаил устремил свой взгляд к немногочисленным иконам.

С клироса послышались глухие звуки. Похоже, кто-то из певчих начал биться головой о стену.

«Терпи, Макарий, терпи! Пусть поближе подойдут!»

Алёна опять шагнула. За ней Корней, Бурей и Листвяна, причём последняя встала так, что совершенно загородила от мужа Алёнину задницу.

Чумиха обогнула боярскую чету и пристроилась к Алёне со свободной стороны.

– Кхе! – прокомментировал диспозицию воевода.

Боярыня Асклепидота обворожительно улыбнулась мужу. Бурей занял позицию со стороны Сучка и почесался. Арина всхлипнула. Её муж хрюкнул отчётливее. Лавр с Фаддеем застонали.

Боярич Михаил благоговейно прикрыл глаза. К звукам с клироса добавились очень похожие от входа в церковь. Алёна сделала шаг вперёд.

«Так, Макарий, пора! Да поможет тебе Господь!»

– Мир вам, православные! – нечеловеческим усилием отец Меркурий сумел не сорваться в хохот. – Что привело вас сюда?

Боярин Корней несколько раз глубоко вздохнул, открыл рот, закрыл рот, с шумом выпустил воздух сквозь сжатые зубы и, наконец, сказал:

– Вот их обвенчать надо, отче.

– Кого?

«Прости, Господи, но раз Твоим попущением из меня сделали мима, то и кривляться я буду по воле Твоей!

Но смотри-ка, Макарий, поднадзорный держится! И не за портки, как его роарии! Ликом благостен и светел… Только зачем ты губу-то себе так жуёшь, патрикий Михаил, – болеть же будет!»

– Кондрата с Алёной, – уточнил со стороны Сучка Бурей.

– Мастера Кондратия с вдовой Алё… Еленой, – поправил его воевода.

– Отрадно мне видеть, что стремятся они стать мужем и женою пред лицом Господа, но отчего ты, боярин, и старшина Серафим говорите за них? Таинство свершается лишь по доброй воле брачующихся.

– Кхе! Смущаются они, – Корней подкрутил ус.

– А-аааа! – затянул кто-то в толпе зевак, но поперхнулся на взлёте, оборванный звуком, весьма похожим на оплеуху, и грозным шёпотом: – Нишкни, тетеря!

Алёна выпрямилась во весь рост и величественно подошла к священнику. И тут случилась метаморфоза: Сучок, до того висевший, как дохлый заяц в пасти гончей, вдруг извернулся и оказался на ногах. Трезвый, молодцеватый, весёлый!

Подмигнул священнику, подмигнул Бурею, победно ухмыльнулся и…

– Алёнушка, лада моя, солнышко, рыбонька моя, выходи за меня! Нет мне без тебя жизни! – Кондрат махнул возлюбленной земной поклон.

Молодая женщина посмотрела на жениха. Плотоядно так. Обещающе. От этого взгляда у священника по спине пробежали крупные мурашки. А Сучку хоть бы что: если он чего и боялся, то только отказа Алёны. Но и явно был уверен, паршивец, что отказа не будет.

И тут Варька Чумиха не выдержала:

– Ты долго телиться-то будешь, подруга? Зря я, что ль, постилась да исповедывалась? Соглашайся, а я тебе дружкой буду!

Фаддей Чума от экспромта супруги взвыл дурным голосом, Бурей с Корнеем осклабились, Листвяна прикрыла рот свадебным платом, Андрей Немой принялся хрюкать безостановочно, боярич Михаил смиренно склонил голову, а Сучок слегка сбледнул с лица.

Алёна пристально посмотрела на своего Кондратия. Плотницкий старшина побледнел ещё больше. Потом перевела взгляд