Он медленно кивнул.

— Мы не можем изменить то, что совершили космические силы. Во всяком случае, изменить немедленно и прямо. Так что придется менять наше основное направление. Начнем с воссоздания и укрепления представительств ИИС во вновь независимых системах, которые перехвачены Хинджи, Ардженти или Коалицией, как только наши корабли вернутся в рабочее состояние. Это не настроит против нас никого в Коалиции, не так ли? — он взглянул на Нинку.

— Нет.

— Не думаю, — произнес Сасаки.

— Нет, — ответила Ларен.

— Когда «Джойо» будет готов? — обратился Ван к Сасаки.

— Ненамного позже, чем вы, сэр. Подкомитет Внешней Торговли Ассамблеи попросил вас проверить всю деятельность ИИС за две недели.

— На предмет чего?

Сасаки пожал плечами.

— Общая рекомендация. Они хотят, как я думаю, гарантий, что вы останетесь столь же тесно связаны с Коалицией, сколь был Тристин.

— У меня, собственно, нет выбора. В Республике я персона нон грата. Возможно, даже внесен в проскрипционные списки.

— Не стоит об этом упоминать.

— Я и не намереваюсь, — Ван оглядел зал. — Что еще?

— Не хотите заказать судно взамен «Элсина»? — спросил Джо.

— Да, но мы, вероятно, не можем немедленно выделить столько средств, — особенно учитывая большой ремонт, которого требовали «Джойо» и «Салья». Ни одно из этих судов не могло совершать межзвездные прыжки, пока на Аэролисе не завершится основательная работа по их восстановлению. И ИИС заплатила за это значительную сумму. — У нас также нет никого, кто им бы командовал. Я не смогу научиться тому, чего не знаю о ремесле Тристина и в то же время найти нового человека.

— Мы могли бы сделать заказ, чтобы строительство началось через год, — предложил Джо.

— Как долго строится корабль?

— Три года… возможно, четыре.

— Как насчет заказа со скромным депозитом на Аэролис, чтобы начали строить где-то от года до восемнадцати месяцев, считая с сегодняшнего дня?

— Мы бы могли.

— Значит, следуйте. — Ван решал инстинктивно, но, учитывая неустойчивость в Рукаве, им с Нинкой придется жарко довольно скоро.

— Нам также следует изменить денежные договоренности для ряда представительств, находящихся в системах, попавших под протекторат, и в прочих условиях…

Прошел еще целый час, пока совещание не завершилась, и Ван не вернулся в свой кабинет. Вместе с Нинкой.

— Вы прежде никогда не упоминали проскрипционный список.

— Тристин предлагал в свое время, чтобы я вернулся и поглядел, что творится в Республике. Я так и сделал. — И дальше он изложил суть своих открытий, включая и ревенантского образчика переворот и передачу звездолета мертвому командиру Байле.

— Неудивительно, что у вас не вызвало никакого удовольствия данное решение Коалиции. Как вы думаете, что мы должны делать?

— Пока мне придется вести себя в отношении Республики точно так же, как вел себя Тристин в отношении Ревенанта. Убежден, там знают, что я связан с ИИС, а это грозит опасностью любому, кого мы туда пошлем. Значит, нужно управлять представительствами, оставшимися в Республике, через связь и посредников. Если сможем. Республика пытается конфисковать активы извне, и здесь я не рекомендую многое делать. Не стоит и пытаться. Не раньше, чем все уляжется, если мы этого дождемся, и не раньше, чем нам удастся разобраться с прочими делами. — Ван поглядел на Нинку. — Вы директор по планированию. Что скажете?

— Вы правы. Нам надо разработать более детальную стратегию, прежде чем вы дадите показания.

Он об этом почти забыл и теперь задумался, а сколько еще у него обязанностей, которые прежде выполнял Тристин. Нинка и Джо позаботятся, чтобы Ван своевременно о них узнавал. В этом можно быть уверенным.

И… все же он не мог не беспокоиться о родных. Но в этот миг, да и в ближайшие недели, а то и месяцы, Ван мало что мог. У него не было кораблей, а коммерческие рейсы на Тару и на Сулин пока отменялись, по крайней мере, из Коалиции. Даже если он двинется кружным путем, на это уйдут те же недели и месяцы. И никакой гарантии, что Ван сможет туда попасть, не говоря уже о задаче обойти Республиканскую Безопасность, если уж он доберется до Сулина.

И все же беспокойство не оставляло его.

Ван явился в кабинет рано. Он сидел за рабочим столом и глядел вдаль, за пределы Камбрии. Вторая неделя в конторе. Как бы ему хотелось вернуться на «Джойо», но пока это было невозможно, ведь ремонт на Аэролисе еще не закончился.

Вдобавок, приходилось работать над изменением стратегии ИИС, но с существенной помощью Нинки это оказалось совсем нетрудно. Самая тяжелая часть работы — планы переоснащения. Ларен обеспечила их новыми требованиями правительства Коалиции касательно извещения о деятельности, а Джо — последними финансовыми новостями, которые были гораздо хуже, чем кто-либо ожидал. Вану, для начала, не хватало душевного подъема. Единственными их сбережениями был резервный фонд, о котором позаботился Тристин, и новому директору пришлось настоять на том, чтобы ИИС в ближайший год использовал только его треть.

Кроме того, требовалось дать показания Подкомитету по Внешней Торговле, а Ван не мог позволить себе порвать с Коалицией по слишком многим причинам.

Он печально улыбнулся, подумав о Десолле. Затем посмотрел вниз на письмо от руки, оставленное Тристином, и глаза его проследили слово за словом, столько раз читанные в последние дни.

Это для вас, в случае, если дела пойдут не так хорошо, как я надеялся. Хотелось бы такого избежать, но хороший командир всегда готов к худшему. Давным-давно я думал, что могу кое-что остановить. И попытался сделать это, но, как говорил много лет назад мой отец, дерево, по-настоящему согнутое, больше не выпрямится. А он был намного лучшим садовником, чем я.

Касательно большинства вещей фархканы, вероятно, правы. Насчет другого, например, того, что людскую природу можно изменить, ибо они изменили свою, у меня есть сомнения. Некоторые стороны людской природы и иных культур действительно изменить невозможно. Иногда деревья нужно вырывать с корнем, чтобы могли расти другие, лучшие. И я взял это на себя, потому что, как ни пытайся подрезать, формировать и направлять ревенантскую культуру извне, она дурна в самой сердцевине. Я наблюдал и спрашивал, размышлял и делал, но дерево снова и снова росло кривым и скорчившимся, и во многих отношениях становилось еще хуже, все больше в нем было лицемерия и злобы. Если бы это увидел кто-либо, являющийся мне чужим, он, несомненно, осудил бы мою надменность. Вполне возможно, что обвинение в надменности справедливо, но я хочу действовать, когда другие только заламывают руки.

Прошу, чтобы, прочитав мое письмо один раз, вы его уничтожили. Не потому, что я беспокоюсь и забочусь о потомках, но потому, что если случившееся приписать человеку, это лишь укрепит решимость уцелевших вырастить то же искореженное дерево. Пока сохраняется сомнение в том, что случилось и почему, будут вопросы. А вопросы — это самая основа истины. Отвергнутые вопросы — это отвергнутая истина.