штаба, касающимися генералиссимуса А. В. Суворова-Рымникского, для написания его биографии. Разрешение на занятия было получено, Пушкин получил доступ к «донесениям графа Суворова» и другим материалам. 25 февраля и 8 марта ему были предоставлены нужные документы о событиях 1773–1774 годов, а 25 марта он уже приступил к писанию первой главы «Истории Пугачева»; 17 апреля помечен набросок этой главы, а 22 мая уже закончена первая черновая редакция всего труда. Еще 8 мая Н. В. Гоголь писал: «Пушкин почти кончил историю Пугачева». Предисловие было вчерне набросано между 15 июня и 18 августа. Работа продолжалась очень интенсивно и далее, дополнялась новыми материалами, исправлялась и перерабатывалась в течение всего 1833 г. и в начале 1834 г. В процессе работы Пушкин обращался с письмами к очевидцам событий и счел совершенно необходимым посетить самые места событий. Он между 2 и 23 сентября посещает Нижний-Новгород, Казань, Симбирск, Оренбург, Уральск, опрашивает старожилов, вносит рассказы в дорожную записную книжку и роется в провинциальных архивах. По приезде 1 октября в Болдино он приводит в порядок собранные материалы. 2 ноября помечен новый текст предисловия к историческому труду, и этой датой определяется окончание всей работы над «Историей Пугачева». Пушкину остался недоступным один из главных источников – следственное дело о Пугачеве. С ним он пытался ознакомиться и после выхода в свет «Истории Пугачевского бунта», в 1835 г., безуспешно разыскивая «главнейший документ: допрос, снятый с самого Пугачева в Следственной комиссии, учрежденной в Москве» (см. письмо Пушкина к В. А. Поленову от 28 августа 1835 г.).

6 декабря 1833 г. Пушкин писал графу А. X. Бенкендорфу о законченной им «Истории», прося «дозволения представить оную на высочайшее рассмотрение». По докладу Бенкендорфа Николай I неожиданно ответил согласием на издание «Истории Пугачева», но на представленной ему рукописи сделал ряд замечаний, которые пришлось учесть при окончательной подготовке рукописи к печати (в настоящем издании эти места текста восстановлены по рукописи Пушкина). «Пугачев пропущен, и я печатаю его на счет государя», – писал Пушкин в начале марта 1834 г. П. В. Нащокину, а в своем дневнике отметил 28 февраля: «Государь позволил мне печатать Пугачева: мне возвращена моя рукопись с его замечаниями (очень дельными)». Пушкин получил ссуду в 20 000 рублей на осуществление издания и предполагал иметь от него некоторую прибыль. Николай I, утверждая эту выдачу, 16 марта 1834 г. переименовал «Историю Пугачева» в «Историю Пугачевского бунта», что никак не соответствовало замыслу Пушкина. С переименованием, однако, пришлось примириться. Издание осуществлялось под непосредственным наблюдением директора типографии Канцелярии II Отделения бывшего лицейского товарища Пушкина – М. Л. Яковлева. Между Пушкиным и Яковлевым возникла переписка, из которой мы узнаем подробности печатания книги. Так, Яковлев на предисловии против имени Вольтера пометил: «Нельзя ли без Вольтера». Пушкин писал: «А почему ж? Вольтер человек очень порядочный, и его сношения с Екатериною суть исторические». Пушкину пришлось, однако, уступить. «Из предисловия (ты прав, любимец муз!), – писал он Яковлеву, – должно будет выкинуть имя Вольтера, хоть я и очень люблю его».

«История Пугачевского бунта» вышла в свет в декабре 1834 г. в количестве 3000 экземпляров, но успеха у читателей не имела. Большая часть экземпляров издания осталась нераспроданной. К этому прибавились и другие неприятности. Помимо выпадов С. С. Уварова и других недоброжелателей и врагов поэта, в январе 1835 г. появилась в «Сыне отечества» анонимная рецензия, использованная в целях дискредитации труда Пушкина Ф. В. Булгариным и вызвавшая ответ поэта в «Современнике» 1836 г.

Приводим здесь те тексты из «Приложений» к «Истории Пугачевского бунта», на которые имеются ссылки в примечаниях.

(1) Манифест 15 октября 1773 года, об отправлении на Яик генерал-майора Кара для усмирения мятежников.

Объявляем всем, до кого сие надлежит. Из полученных от губернаторов казанского и оренбургского рапортов с сожалением мы усмотрели, что беглый казак Емельян Иванов сын Пугачев бежал в Польшу в раскольнические скиты и, возвратясь из оной под именем выходца, был в Казани, а оттуда ушел вторично, собрав шайку подобных себе воров и бродяг из яицких селений, дерзнул принять имя покойного императора Петра III, произвел грабежи и разорения в некоторых крепостцах по реке Яику к стороне Оренбурга и сим названием малосмысленных людей приводит в разврат и совершенную пагубу. Мы, о таковых матерински сожалея, чрез сие их милосердно увещеваем, а непослушным наистрожайше повелеваем немедленно от сего безумия отстать, ибо мы таковую продерзость по сие время не самим в простоте и в неведении живущим нижнего состояния людям приписываем, но единому их невежеству и коварному упомянутого злодея и вора уловлению. Но ежели кто за сим нашим милостивым увещанием и императорским повелением отважится остаться в его шайке и тотчас не придет в настоящее раскаяние и рабское свое повиновение, тот сам уже от нас за бунтовщика и возмутителя противу воли нашей императорской признан будет и никаким образом, яко сущий нарушитель своей присяги и общего спокойствия, законного нашего гнева и тягчайшего по оному наказания не избежит. Мы для восстановления порядка и тишины в тех пределах отправили от нас нарочно нашего генерал-майора Кара, которому и сей манифест публиковать повелели, повелевая и надеясь, что каждый, впадший в сие заблуждение, сам узнает тягость своего преступления, возвратится к законному повиновению и обще со всеми нашими верноподданными стараться и споспешествовать будут по мере сил своих и по своему званию так, как каждый присягою верности обязан, к прекращению сего безбожного между народом смятения и к доставлению скорейшего способа тому нашему генерал-майору к истреблению упорственных и к доставлению в его руки самого того главного вора, возмутителя и самозванца.

(2) Объявление Рейнсдорпа:

По указу ее императорского величества, из Оренбургской

губернской канцелярии публикация

Известно учинилось, что о злодействующем с яицкой стороны в здешних обывателях по легкомыслию некоторых разгласителей носится слух, якобы он другого состояния, нежели как есть. Но он злодействующий в самом деле беглый донской казак Емельян Пугачев, который за его злодейства наказан кнутом с постановлением на лице его знаков; но чтоб он в том познан не был, для того пред предводительствуемыми им никогда шапки не снимает, чему некоторые из здешних бывших у него в руках самовидцы, из которых один солдат Демид Куликов, вчерась выбежавший, точно засвидетельствовать может. А как он, Пугачев, с изменническою его толпою по учинению некоторым крепостям вреда сюда идет, то по причине того ложного разглашения всем здешним обывателям объявляется, что всяк сам из поступков его может понять, что он, Пугачев, злодей и как изверженный от честного общества старается верноподданных ее императорского величества честных