Поэтому он смотрит прямо в глаза Прагу и ухмыляется.

Праг готов пригвоздить его взглядом. Засранец, ты подловил моего немца, за это ты умрешь! Однако убийственный взгляд не удается. Праг отводит глаза, отворачивается и подносит руку ко рту, как будто гладит бородку. Вирус иронии распространен в Калифорнии, как герпес, и, проникнув в мозг, остается там навсегда. Люди вроде Прага могут вернуться домой, сбросить кроссовки и молиться на Мекку пять раз в день, но бессильны истребить в себе эту заразу.

Экскурсия длится еще часа два. За время, что они были внутри, температура снаружи увеличилась вдвое. Едва они выходят из-под экранирующих сводов, разом начинают звонить десятка два сотовых и пейджеров. Ави с кем-то коротко и отрывисто говорит, потом дает отбой и собирает эпифитовцев к машине.

— Маленькая перемена в планах, — говорит он. — Надо обсудить одно дело, — и называет водителю какое-то незнакомое слово.

Через двадцать минут они гуськом входят на японское кладбище, зажатые между двумя потоками скорбных престарелых туристов.

— Любопытное место для собрания акционеров, — говорит Эберхард Фёр.

— Учитывая, с кем мы имеем дело, и допуская, что все наши номера, машины и ресторан в отеле прослушиваются…

Все замолкают. Ави ведет их по гравийной дорожке в укромный уголок сада.

Останавливаются в углу высокой каменной стены. Бамбуковая роща отделяет его от остального сада. Ветер умиротворяюще шелестит листьями, но практически не охлаждает потные лица. Берил обмахивается картой Кинакуты.

— Только что позвонила Энни-из-Сан-Франциско, — говорит Ави.

Энни-из-Сан-Франциско — их адвокат.

— Там сейчас… семь вечера. Перед концом рабочего дня к ней в офис вошел курьер, только что из Лос-Анджелеса, и вручил письмо из конторы Дантиста.

— Он подает на нас в суд, — говорит Берил.

— Он вот настолько от того, чтобы подать на нас в суд.

— За что?! — кричит Том Говард.

Ави вздыхает.

— В определенном смысле, Том, это не важно. Когда Кеплер считает, что в его интересах подать тактический иск, он находит предлог. Нельзя забывать, что речь не о правовых вопросах, а о тактике.

— Нарушение контракта? — предполагает Рэнди.

Все смотрят на него.

— Ты что-то знаешь, чего не знаем мы? — спрашивает Джон Кантрелл.

— Просто предположил, — мотает головой Рэнди. — В контракте сказано, что мы должны информировать его обо всех изменениях в ситуации, которые могут серьезно отразиться на деловом климате.

— Ужасно расплывчатая формулировка, — укоряет Берил.

— Я перефразирую.

— Рэнди прав, — вставляет Ави. — Суть иска в том, что мы должны были сообщить Дантисту о кинакутских делах.

— Но мы же не знали! — возмущается Эб.

— Не важно. Помните, что иск — тактический.

— Чего он хочет?

— Напугать нас, — говорит Ави. — Завтра или послезавтра он пришлет другого адвоката в роли доброго следователя, и тот сделает нам предложение.

— Какое? — спрашивает Том.

— Думаю, Кеплер хочет оттяпать от нас кусок. Ему нужна доля в нашей компании.

Все светлеют, кроме самого Ави: он почти все время сохраняет маску холодной сдержанности.

— Так что это плохая новость, хорошая новость, плохая новость. Плохая новость номер один: звонок Энн. Хорошая новость: после того что случилось в последние два дня, «Эпифит» стал таким лакомым кусочком, что Кеплер готов драться за наши акции.

— В чем вторая плохая новость? — спрашивает Рэнди.

— Очень просто. — Ави на секунду отворачивается, проходит несколько шагов, пока не упирается в каменную скамью, потом снова оборачивается к остальным. — Утром я сказал, что сейчас «Эпифит» стоит достаточно, чтобы выкупить ваши доли за приличные деньги. Вы, вероятно, сочли это хорошей новостью. В определенном смысле так оно и есть. Однако маленькая и ценная компания в мире бизнеса — это яркая красивая птичка в джунглях, весело распевающая на ветке, так что слышно за много миль. Она привлекает питонов. — Ави на мгновение замолкает. — Обычно льготный период дольше. Вы набираете цену, но у вас есть время — недели или месяцы, — чтобы занять оборонительную позицию, пока питон еще не обвился вокруг ствола. В этот раз мы набрали цену, сидя практически над питоном. Мы уже ничего не стоим.

— Как это? — не понимает Эб. — Мы стоим ровно столько же, сколько сегодня утром.

— Маленькая компания, которой Дантист вчинил иск на прорву денег, совершенно точно ничего не стоит. Вероятно, у нее огромная отрицательная стоимость. Единственный способ снова перейти в плюс — предотвратить иск. Как видите, у Кеплера все козыри. После того как блестяще Том вчера выступил, остальные участники встречи наверняка зарятся на нас не меньше Дантиста. Однако у него преимущество: он уже ведет с нами дела. Это дает ему предлог для иска.

— Так что, надеюсь, вы приятно провели утро на солнышке, хотя большая его часть прошла в пещере, — заключает Ави. Потом смотрит на Рэнди и скорбно понижает голос: — А если кто из вас хочет забрать свою долю, берите пример с Дантиста. Решайтесь и действуйте быстро.

Его будит адъютант полковника Чаттана. Первое, что Уотерхауз замечает, проснувшись: адъютант дышит часто и ровно, как Алан после пробежки.

— Полковник Чаттан просит как можно скорее прибыть в усадьбу.

Уотерхауза разместили в пяти минутах ходьбы от усадьбы Блетчли-парка. Быстрым шагом, на ходу застегивая рубашку, он преодолевает это расстояние за четыре. В двадцати шагах от цели его чуть не переезжает вереница «роллс-ройсов», скользящих в ночи тихо и бесшумно, как немецкие подводные лодки. Один автомобиль проносится так близко, что Уотерхауза обдает жаром двигателя; выхлопные газы забираются под штанину и конденсируются на коже.

Из «роллс-ройсов» вылезают министерские старперы и заходят в усадьбу. В библиотеке они подобострастно собираются вокруг телефона, который часто звонит, а когда снимают трубку, издает отрывистый металлический шум, который можно слышать по всей комнате, но нельзя разобрать. Уотерхауз прикидывает, что «роллс-ройсы» должны были мчаться из Лондона со скоростью примерно девяносто миль в час.

Прилизанные молодые люди в военной форме тащат из других комнат столы и протискивают их в библиотеку, сдирая краску с дверных косяков. Уотерхауз садится на произвольный стул за произвольным столом. Другой адъютант ввозит на тележке проволочные корзины. Папки в корзинах еще дымятся от стремительности, с какой их выдернули из бесконечных архивов Блетчли-парка. Будь это обычное заседание, документы бы заранее размножили на мимеографе и раздали каждому в отдельности. Однако все делается в слепой панике. Уотерхауз инстинктивно чувствует, что должен воспользоваться своим ранним приходом, если хочет хоть что-нибудь узнать. Он вытаскивает из тележки нижнюю папку, сочтя, что самое нужное снимали с полок в первую очередь. На папке написано: «U-691».