готовы обсуждать перспективные направления, в том числе в области развития российской экономики, которая, опять-таки, по мнению Вашингтона, «разорвана в клочья». Такая политика Европы свидетельствует о её попытках встать на путь выздоровления, освобождения от американского вмешательства и постепенного выхода из-под принудительной вашингтонской опеки. Всё это демонстрирует, что у каждого европейского государства могут (и должны) быть свои национальные интересы.

Глава 2

Парад европейских суверенитетов: зарождение

Прежде чем рассмотреть возможность независимости Европы от Америки в нынешних условиях, а именно об этом пойдёт речь в данной главе, необходимо оценить геополитическую сущность, как европейской цивилизации в целом, так и проекта «Европейский союз», в частности. Прежде всего, следует отметить, что Евросоюз с самого начала имел два измерения, проистекающих из самой сути Европы как цивилизации. Первое измерение — англосаксонское, в геополитических терминах — атлантистское; второе измерение — франко-германское, то есть, континентальное. Соответствующим образом разделялись и взгляды на устройство единой Европы. Одно видение предлагали европейские атлантисты. Это Европа, объединенная по англосаксонскому образцу, который основан, в первую очередь, на экономическом партнерстве и ориентации на трансатлантический блок с США. Собственно, США с самого начала и лоббировали именно этот, англосаксонский проект. Они видели в нём всё то, что интересовало Америку, претендующую на мировое господство. В первую очередь — полное устранение геополитической роли Германии. А этого, в свою очередь, возможно было достигнуть лишь при тотальной лояльности американской гипердержаве германских элит, подготовкой и воспитанием которых американцы и занялись. Однако геополитической субъектности должна быть лишена не только Германия, но и другой потенциальный претендент на геополитический ренессанс Европы — Франция. Что уж говорить об опасности, а значит, недопустимости складывания геополитического блока этих двух стран, который способен развернуть всю Европу в сторону иной альтернативы — континентальной геополитической ориентации, и вывести единую Европу из под контроля США.

Собственно, по своим геополитическим характеристикам франко-германская, то есть, в геополитических терминах, сухопутная Европа — это уже нечто совершенно иное, нежели Европа под властью англосаксов. Главные её признаки не превалирование экономического партнёрства и торговли с их неизбежной ориентацией на трансатлантический союз и подчинённость Вашингтону, а, в первую очередь, ориентация на внутренний суверенитет. Из этого базового признака, превращающего Европу из американского вассала в самостоятельный геополитический субъект, вытекает следующая возможность — сложение стратегического и политического потенциалов, которые могут быть реализованы в полной мере лишь при отсутствии внешнего центра принятия решения, то есть при наличии геополитического суверенитета. А это есть ни что иное, как геополитическая независимость как в отношении Востока, геополитической осью которого является Россия, так и в отношении Запада, то есть США. Не удивительно, что последние предприняли всё от них зависящее, чтобы не допустить такого континентального и суверенного развития событий, пустив всё по рельсам именно англосаксонского варианта становления проекта Единой Европы.

И всё же практическая реализации процесса европейской интеграции демонстрирует наличие этих обоих компонентов, как англосаксонского, в значительной степени, так и, франко-германского, проявляющегося в меньшей степени, но дающего о себе знать в периоды кризисов и переломных исторических моментов. Однако чем в большей степени Евросоюз становился политической реальностью, чем ближе он подходил к своей политической реализации, тем яснее проглядывался в нём именно атлантистский вектор. Такие ключевые шаги, как выпуск наличных евро, введение шенгена и снятие барьеров для перемещения, тенденции к полному слиянию государств и отмене последних атрибутов их суверенности свидетельствуют ни о чём ином, как об окончательном движении в сторону мондиализации, то есть формирование единого, универсального, созданного по глобалистскому образцу пространства, где стираются последние признаки какой либо идентичности, а атомарный торгующий индивид становится мерой всех вещей, очищаясь от остаточных признаков когда-то существовавшей европейской культуры, истории, Традиции, органических ценностей. В общем, от последних остатков собственно европейской цивилизации, не имеющей никакого значения и ценности для адептов мондиализма и глобализма. По мере продвижения и насаждения глобалистского вектора развития Европы, сухопутный вектор становится всё менее значимым, а, следовательно, теряет своё влияние.

Таким образом, трения между геополитикой интегрированной Европы и однополярной геополитикой США записаны в саму пространственную матрицу европейской интеграции. По мере развития процессов, происходящих на наших глазах в объединённой Европе, эти границы неснимаемых геополитических ориентиров обозначаются всё ярче. Годы совместного существования в рамках ЕС окончательно определили главные вехи новейшей европейской истории. А именно: континентальная Европа больше не желает находиться в подчинённом США положении, напротив, она всё более явственно хочет быть суверенным образованием в стратегическом, экономическом и политическом смыслах. Подлинная суверенность, о которой всё чаще говорят европейские политики, предполагает (что следует из теоретических выкладок, собственно, разработчика Вестфальской системы суверенных государств Жана Бодена) отсутствие подчиненности какой-либо внешней силе. В этом смысле, подлинная суверенность Евросоюза означает качественную и, в конечном итоге, полную свободу от проекта единого «американского мира». И если рассматривать возможность развития Евросоюза по франко-германской, континентальной модели, то Единая Европа должна быть, как минимум, вторым полюсом цивилизации Запада, наряду с пускай и первым, но уже далеко не единственным американским полюсом. То есть Европа, в таком видении, должна стать подлинным и равноправным субъектом западного мира, а не безвольным и бессубъектным продолжением мира американского. Этим глубинным различием во взглядах на развитие европейского проекта и объясняются линии разлома, проходящие сегодня по, как казалось в какой-то момент, единой Европе. Однако сами эти линии были обозначены ещё в незапамятные времена, их корни уходят в Реформацию, в период Столетней войны и даже глубже, в самые глубины европейской истории, к самому началу времён…

Две Европы: ось Париж-Берлин-Москва

В России уже привыкли во всех своих бедах обвинять Запад, даже не задумываясь. Чуть что случится — сыплем проклятиями в его адрес. И правильно делаем. Наконец-то иллюзии о том, что «заграница нам поможет», ушли в прошлое. Но Запад Западу — рознь. Есть Америка — оплот мирового геополитического зла, прямой источник и причина наших основных проблем. А есть старый Запад — Европа, породившая Америку, но теперь, похоже, сама озадаченная вероломством и бесцеремонностью своего «чада». Но и здесь не всё так однозначно, потому что выясняется, что Европы-то — две.

Первая Европа — американская: это страны бывшего Восточного блока, которых мы когда-то считали «младшими братьями». Как мы только их отпустили, они бросились в объятья к своему новому американскому хозяину. Они думали, что им плохо живётся у нас, в так называемой «тюрьме народов». Однако что-то не заметно, чтобы им сейчас было особенно хорошо. Не для того США взяли эти страны в разработку, чтобы заниматься их