по продаже билетов, надеясь, что не начну от стресса тыкать на все кнопки подряд. Что, если я сломаю аппарат? Или он сожрет мою банковскую карточку? Ой, а кошелек-то вообще при мне?

Ощупываю задний карман джинсов — бумажник на месте — и мысленно осуждаю себя за паранойю. Я же совсем недавно его доставала, когда покупала проездной в метро. Благо там обошлось без аппаратов, и тетечка в кассе попалась приветливая.

Вытерев потные ладони о джинсы, я включаю внимательность на полную мощность и окидываю автомат взглядом. Так-так. Сюда — деньги. Отсюда — билет. Вроде все просто.

— Малыш, кончай тупить, — подгоняет рогатый. — Червы приедут на машине и тебя ждать не будут.

Значит, «модель» — глава черв. Кто бы сомневался. Это же самая гламурная масть.

— Погоди-ка… — Мои пальцы замирают в миллиметре от экрана. — Миранда будет там не одна?

— А ты надеялась на рандеву? — Рожа сатира расплывается от ухмылки. — Неудивительно, после ваших жарких обнимашек.

— Заткнись.

— Хос-с-споди, такая молоденькая, а уже ку-ку, — бормочет тетка, забирая билет из соседнего аппарата.

— Ты пугаешь людей, — не без удовольствия отмечает рогатый.

— Мы в этом похожи, козлик, — мрачно бросаю я.

Нахожу в списке название нужной деревеньки, вытаскиваю из кармана кошелек и вставляю карточку. РЖД на моей стороне: электричка отправляется через одиннадцать минут, а билет уже лезет из прорези. Успею даже латте с булочкой купить.

— Почему у тебя в портмоне фотография свиньи? — любопытничает сатир, пока я расплачиваюсь за нехитрый обед.

— Не твое дело.

— Хотите что-то еще? — хмурится бариста.

— Бренди с коньяком, любезный, — говорит рогатый.

Бросаю на него сердитый взгляд. Сатир явно провоцирует меня, чтобы я побольше болтала с ним на людях и зарабатывала репутацию местной сумасшедшей.

— Ничего, спасибо, — отвечаю я бариста и, забрав перекус, отправляюсь на поиски нужной платформы.

— Встретимся на полустанке, — буркает сатир.

Оборачиваюсь — в воздухе витает дымок. Ну, может, это и к лучшему. Рогатый не будет всю дорогу доставать меня вопросами и подколками, вынуждая отбрехиваться в ответ. И никто из пассажиров не станет коситься, как на полоумную.

Тут в голову влетает невеселая мысль: а вдруг сатир решил меня бросить? Не помогать больше?

Да нет! Просто зачем трястись в вагоне, если можешь превратиться в дым и улететь на все четыре стороны?

Я расправляюсь с едой, засовываю билетик в турникет и иду на платформу.

В электричке быстро заканчиваются свободные места — некоторые люди так ловко запрыгивают на сиденья, будто всю жизнь профессионально играют в «Музыкальные стулья». Я прохожу в середину вагона и кое-как усаживаюсь. Вокруг по странному совпадению группируются сплошь лысые мужчины, и я чувствую себя цыпленком в коробке страусиных яиц. Одни говорят о рыбалке, другие о недвижимости, остальные молча потеют. Нырнуть бы в музыку, но я боюсь пропустить свою станцию, хотя знаю, что до нее почти два часа езды.

Стискиваю в руке мобильник и задумываюсь. Может, послать Крис сообщение «Со мной все в порядке, буду поздно», а потом отключить телефон? Набираю и стираю текст несколько раз подряд. Почему-то мне кажется, что мачеха может понять сообщение по-своему: «У меня все плохо, скорее приезжай».

В итоге мобильник решает за меня: вздрагивает и вырубается. Пауэрбанк и шнур валяются в рюкзаке, а рюкзак в квартире. Выходя сегодня из дома, я и представить не могла, что прогулка настолько затянется.

За окном сереет небо, и деревья все плотнее жмутся друг к другу, а в вагоне потихоньку освобождаются места. Одно из «страусиных яиц» буквально швыряет меня на пустое, нагретое чужим телом сиденье («Садись, садись, девчуля»), а через пятнадцать минут объявляют мою остановку.

Какие опасности поджидают меня в «страшном заброшенном доме, что стоит в густой чаще леса»? Скоро узнаю.

Сатир сидит на скамейке возле небольшой кирпичной постройки и пальцами расчесывает волосы на ногах. А может, выискивает блох. В любом случае очаровательное зрелище.

Станция выглядит неприветливо, как интроверт, к которому заявились нежданные гости. На двери постройки висит ржавый замок, окна вкривь и вкось заколочены досками. Со всех сторон подступает лес. Не манящий, не светлый — отталкивающий, темный. Ступени с платформы ведут сразу в траву, чуть прибитую тонкой, будто одной ногой вытаптывали, тропкой.

Неудивительно, что вместе со мной никто не вышел из электрички.

— Чего застыла, Груша-клуша? — Сатир, как всегда, сама любезность. — Нам еще две версты топать. Я уже побывал в месте сбора и провел кое-какую подготовительную работу. Тебе понравится. — Он склабится и подмигивает.

Вслед за рогатым я иду в чащу. Не по вихляющей тропе, а напрямик по непролазному подлеску. Идти сложно, иногда под ногами чавкает, и я чувствую, как носки понемногу напитываются влагой. Стоит более-менее войти в ритм, как включается фантазия. Мерещится, что кто-то наблюдает за мной из-за деревьев. Не в открытую смотрит — подглядывает. Зыркнет белым глазом — и спрячется.

Это только кажется, что для страха нужна темнота. На самом деле достаточно, чтобы все вокруг было зыбким. Что там, пень с торчащим сучком или голова со вздернутым носом? Дерево ли скрипнуло над головой, или злая лесная тварь подала сигнал, чтобы сородичи сбегались на человечинку? И что лежит между двумя поваленными деревьями — просто густая тень или человек в черной одежде?

Я резко останавливаюсь, не веря собственным глазам.

— Сюрпри-и-из! — тянет сатир и вприпрыжку бежит к гниющим стволам.

Спотыкаясь на каждом шагу, я устремляюсь за рогатым. Руки и ноги коченеют, а голову, напротив, охватывает жар.

В прогалине между деревьями действительно лежит человек. На нем черный балахон, а лицо скрыто под белой маской. Отверстия для рта нет, только для глаз, и левое обведено красным сердечком. Щиколотки и запястья перехвачены веревками. Судя по комплекции, «сюрпри-и-из» — это девушка.

Заметив меня, пленница громко мычит.

— Пришлось оттащить ее подальше от дома, — говорит рогатый. — Слишком шумная особа.

— Но как? — удивляюсь я. — Как у тебя получилось ее схватить? И связать? Я думала, ты бестелесный. Как призрак. Проходишь сквозь стены и все такое.

— Могу и сквозь потолок, если захочу, — высокомерно заявляет сатир и двигает бровями вверх-вниз. — Хотя вообще-то я очень даже телесный, малыш.

— О да, растрясти телеса тебе бы точно не мешало, — ехидничаю я и поворачиваюсь к связанной девице. — Ну привет, Миранда. Давно не виделись.

Сатир цокает языком.

— К сожалению, это не король черв, — говорит он. — Всего лишь валет.

— А что мне делать с валетом? — недоумеваю я.

— Для начала мы ее разденем…

— Ну ты животное!

— Да ты дослушай! Снимем с нее балахон, маску и напялим на тебя. Ты пойдешь в дом, дождешься