Видимо, что-то из этих мыслей отразилось на моем лице, потому что бабушка рассмеялась и поцеловала меня еще раз.

— Да, научить этому невозможно, — сказала она будто про себя. — Каждый должен сделать свои собственные ошибки. До свидания, моя дорогая. Не забудь передать эти рецепты твоей маме.

Я обняла бабушку и прыгнула в коляску. Затем я помахала ей и улыбнулась. Я знала, что она изумительная, мудрая и храбрая женщина. Но об истоках ее храбрости я не задумывалась. Я не подозревала, что храбрость понадобится мне самой.

— Уже домой? — спросил Денч, когда мы тронулись.

— Да, — ответила я.

Было так интересно сидеть рядом с Денчем высоко в коляске и видеть колышущиеся под ветром поля Вайдекра. Мне нравился Денч, его тягучий суссекский выговор и всегда спокойное лицо, по которому совершенно невозможно было догадаться о его чувствах. Я безошибочно знала, как это всегда знают дети, что он ко мне очень хорошо относится.

— Рады вернуться к маме? — ласково поинтересовался он.

— Конечно, и к моему кузену тоже. Вы не знаете, он много ездил верхом эти дни?

— Кажется, много, — ответил он. — Но мой племянник говорит, что у него ужасно неповоротливые руки. Мистер Ричард может испортить лошадку. Не знаю, о чем думает милорд.

— Но это лошадь Ричарда, — немедленно ринулась я на его защиту.

— Вроде как, — намеренно не понимая моего восклицания, отозвался Денч. — А вы не пробовали на ней кататься, мисс Джулия?

— Леди часто до самой свадьбы не умеют ездить верхом, — повторила я слова моей мамы. — Пока их не научит муж.

— И вы даже не садились на нее никогда? И не заходили в конюшню?

— Садилась, — честно ответила я. — Но Ричард поймал меня.

— И что? — Денч явно ждал моего ответа, но я молчала.

Ричард вошел в конюшню как раз в тот момент, когда я попыталась взобраться на Шехеразаду, предварительно поманив ее яблоками-паданцами из нашего сада. Сначала она встревожилась, но, почувствовав мой вес, успокоилась и снова сунула морду к корзинке. Я едва держалась на ее спине, но ощущать под собой ее теплую кожу и тугую сеть мускулов было невыразимым блаженством. Когда она подняла голову, я увидела ее стройную шею и блестящий водопад гривы. Я просто обожала ее и, зарывшись носом в гриву, с наслаждением вдыхала ее чудный запах.

Я не услышала шагов около конюшни и даже не заметила, как дверь открылась.

— Слезай. — Голос Ричарда звучал угрожающе.

Я выпрямилась и с испугом оглянулась. Ричард вошел в конюшню и закрыл за собой дверь. В руках он держал седло и упряжь.

— Слезай, — повторил он.

Теперь в его голосе появились ласковые нотки, но меня ему было не обмануть. Я видела, как зло блестят его глаза.

Ухватившись за гриву, я соскользнула с лошади и, стоя на соломе, встретилась с ним глазами.

— Ричард… — извиняющимся тоном начала я.

Отложив в сторону седло, он отпихнул меня подальше от лошади и с силой сжал мое запястье. Шехеразада вскинула голову и испуганно заржала. Тогда он резко повернул меня так, чтобы я оказалась между ним и напуганным животным.

— Шехеразада — моя лошадь, — прошипел он, приблизив свое лицо к моему. — Лорд Хаверинг подарил ее мне. И он меня учил кататься на ней. Ты можешь сколько угодно быть Лейси, но здесь за все платит мой папа. Может быть, лорд Хаверинг и дедушка тебе, но лошадь он подарил мне. И я предупреждал, что нельзя ее трогать, правда?

Мои губы дрожали так сильно, что я даже не могла говорить. Это было хуже того случая с водяными змеями в нашем детстве. Это было хуже всего, что случалось до сих пор.

— Ричард… пожалуйста, — жалобно попросила я.

— Я предупреждал тебя? — настойчиво переспросил он.

— Д-д-да, — заикалась я. — Но, Ричард…

— Итак, я предупреждал тебя, Джулия, — нетерпеливо повторил он. — Я сказал тебе, что ты станешь кататься на ней, когда я сам смогу научить тебя. И просил тебя держаться подальше от моей лошади.

Я не могла сдержать нахлынувшие слезы. Они потекли по щекам, и мое лицо мгновенно стало мокрым, словно я попала под дождь. Я не сводила с Ричарда глаз, надеясь, что он увидит, как я напугана, перестанет так больно сжимать мою руку и заговорит со мной добрым голосом, как он делал всегда после наших ссор.

— Я говорил тебе это? — закричал он.

— Да, да, — прорыдала я.

Я не видела спасения. Мама была далеко в доме, Джем, наверное, сидел на кухне. Я находилась во власти Ричарда, а эта власть была немилосердна. Он действительно предупреждал меня. Он не разрешал мне прикасаться к его лошади, и я не послушалась его. Он предупреждал меня, что рассердится. А я имела глупость прийти к Шехеразаде. Что же теперь будет?

Внезапно во мне пробудилось чувство протеста.

— Но ты даже не любишь ее! — заговорила я. — Ты никогда не любил ее, так же как никогда не любил меня. Ты обещал, что научишь меня скакать верхом, но я не верю тебе! Все, чему ты научился, — это твое дурацкое пение! И больше ты ни на что не способен. Ты никогда не научишься ездить верхом!

Ричард схватил меня и, крутанув, поставил лицом к стене. Потом всей тяжестью навалился на меня.

— Я убью тебя! — прошипел он злобно.

Обе мои руки были прижаты к стене, и я буквально не могла шевельнуться. Он схватил с пола кнут и, опять зажав меня одной рукой, изо всей силы стегнул меня по спине.

Он намеревался задать мне порку, как задавал ему Страйд, что, впрочем, бывало крайне редко. Но я вывернулась из его рук, и удар пришелся мне по бедру. Хотя на мне был теплый жакет, я вскрикнула от боли и неожиданности. Три раза Ричард успел стегнуть меня, пока я не вырвалась окончательно и, нырнув под брюхо Шехеразады, не укрылась за ней. Она была напугана происходящим, била копытами и выкатывала белки.

Гнев оставил Ричарда, казалось, он сам готов был расплакаться.

— О Джулия! — всхлипнул он.

Но я была далека от прощения. Чувствуя себя в безопасности, я кинулась к двери, отворила ее и выбежала наружу. Я не побежала в дом, хотя его окна приветливо светились в вечернем сумраке. Вместо этого я кинулась туда, где была бы совершенно одна, — на сеновал над конюшней. Там я бросилась на пол и, зарывшись лицом в сено, разрыдалась. Я рыдала от боли и унижения, а также оттого, что моя собственная вспышка довела Ричарда до такого бешенства, что он даже пожелал моей смерти.

Я плакала, зажимая рукой рот, и не могла остановиться. Он ударил меня так больно! Он, видно, совсем не любит меня, раз может так обращаться со мной. Я тоже не стану больше любить его. Мы никогда больше не будем друзьями. Он слишком долго третировал меня. Эта злобная атака будет последней!

Сено щекотало мою щеку и постепенно становилось влажным и горячим. Я плакала, будто стараясь навсегда выплакать все слезы… И вдруг я почувствовала самое нежное в мире прикосновение — прикосновение руки Ричарда к моему плечу.