В гостиной добавилась княгиня Беспалова, которая что-то активно доказывала Шелагину-старшему. Тот неодобрительно хмурился. Щенок при моем появлении сразу проснулся и навелся в точности на меня. Я подошел к Таисии, которая сидела рядом со щенком и протянул ей рюкзачок:

— Спасибо за помощь. Это тебе. Можно на занятия ходить.

Она взяла и улыбнулась.

— Спасибо, но он для этого мелковат. Знаешь сколько нам приходится с собой таскать?

— Ты для начала проверь, сколько в него входит, — усмехнулся я. — И сколько потом он будет весить. Главное — не забывай заряжать накопитель.

— То есть?‥

— Он с увеличенным внутренним пространством и облегчением веса. Я же говорил, что кожевничеством увлекаюсь. Хобби у меня такое. Немного кожи, немного магии — и получается то, что не стыдно подарить.

— Спасибо, — неуверенно ответила Таисия. — Но мне кажется, этот подарок уже выходит за рамки допустимого.

Она посмотрела на мать, чьи инструкции выполняла в точности, но Беспалова-старшая слишком сильно была увлечена беседой с Шелагиными, чтобы замечать, что дочери что-то дарят.

— Таисия, не беспокойся. Мне он обошелся только в стоимость материалов, а это уже вполне допустимо для подарка. Вещи, сделанные своими руками, проходят по другой категории, насколько я помню. — На этом месте я спохватился, что причина нежелания принимать подарок может быть и другой. — Если тебе не нравится, настаивать не буду, заберу.

Я протянул руку чтобы забрать, но Таисия резко прижала рюкзачок к себе.

— Мне нравится, — куда уверенней сказала она. — Спасибо.

Она начала открывать все застежки и увлеченно изучать внутреннее пространство рюкзака. К сожалению, проверить его вместимость возможности не было — поблизости не было ничего, что можно было бы засунуть внутрь. Разве что щенка? Но он точно будет против такого произвола.

— Как себя вел этот бандит? — спросил я, присаживаясь с другой стороны от щенка.

— Прекрасно. Только я так и не придумала, как можно сократить Счастливчик. Разве что изменить имя и взять аналог из других языков? Что-нибудь про везение или удачу. Лаки, Шанс или Глюк1.

«Глюк — это по-нашему, — оживился Песец. — Сидр, разумеется, вне конкуренции, но и Глюк прекрасное многозначное слово. Спросят тебя, не из живетьевских ли он собак, а ты в ответ: „Это Глюк“. И сразу всем всё понятно».

Я припомнил взрослых живетьевских собак. Такой Глюк словить — это ж и целители не помогут. Наверное, затем и выводили таких опасных животных: сами привиделись, сами съели. Если брать в качестве имени Глюк, то стои́т вопрос уже о ласковом прозвище. Глючик? Глючок?

Щенок тяжело вздохнул, как будто оказался в курсе моих размышлений и его вовсе не радовала идея называться Глючком. Какое это, оказывается, геморройное дело — придумывать собачью кличку.

— А я говорю, самое время! — запальчиво вскричала княгиня Беспалова.

— О чем речь? — понизив голос, поинтересовался я у невесты, которая наверняка была в курсе темы разговора.

— Мама предлагает объявить войну Живетьевым, — охотно поделилась информацией она. — Потому что нападением Арины Ивановны они фактически объявили войну нашим княжествам. Она точно выжила? В новостях ничего про нее нет.

— Точно выжила, и император ее отправил в тюрьму.

— За нападение на нас?

— Подозреваю, совсем по другому поводу. На шалости Живетьевой он смотрит сквозь пальцы, если они направлены не на него. Арестовал — значит, нагадила лично ему.

— Вот именно, — воинственно бросила Беспалова-старшая, обратившая внимание на мои слова из-за прозвучавшей вражеской фамилии. — Этот целительский род пользуется императорским покровительством и творит всё что хочет.

— И всё же я предлагаю подождать до завтрашнего Совета, — спокойно сказал князь Шелагин. — И в зависимости от того, что мы услышим от императора, решать, объявлять войну или нет. Будет неудобно, если он восстановит целительскую неприкосновенность, о чем мы не будем знать.

— С чего бы ему восстанавливать целительскую неприкосновенность?

— Он рванул к месту взрыва сам, не дожидаясь отчетов. О чем это говорит? Живетьева ему чем-то очень важна.

— Я предполагаю, что она на Константина Николаевича каким-то образом воздействует, — неуверенно сказала княгиня.

— Не исключаю такой возможности, — признал Шелагин-старший. — И даже если это так, нам с вами это ничем не поможет. Каким образом мы сможем отправить на обследование главное лицо государства? Один только слух о ментальном нездоровье императора вызовет шевеление на границах. А если он подтвердится? Нужно действовать очень аккуратно. Поэтому, дорогая моя Калерия Кирилловна, предлагаю вам успокоиться, отдохнуть, а завтра с точной информацией о Живетьевых, со свежими силами и с новыми идеями решать, что лучше делать.

— Будут ли они, новые идеи? — вздохнула Беспалова. — Я все также настаиваю на объявлении войны.

— Оставим это на крайний случай. Мы собирались ужинать, не так ли? Нам нужно все обдумать.

Шелагин говорил, аккуратно отвешивая каждое слово, и наверняка надеялся совсем не на объявление войны, а на то, что удастся сымитировать магический бой императора с главой целительской гильдии, в результате чего на выходе будет два трупа. Потому что был уверен: пока во главе страны «Костенька», любое выступление против Живетьевой будет воспринято как подрыв существующей власти. И тогда объявление войны Живетьевым выльется в противостояние с императорскими людьми, к которым присоединятся люди князей, особо недолюбливающих Шелагиных и Беспаловых. При попустительстве императора желающих раздербанить соседнее княжество найдется предостаточно. Они же не в курсе, что у каждой реликвии есть оптимальная площадь покрытия, а все, что сверх этого, очень плохо отражается на том, кто часто обращается к реликвии. Возможно, у нас уже половина князей с прибабахом…

Вкусная еда Беспалову немного успокоила и княгиня даже перестала говорить о политике, так что ужин прошел довольно мирно. Если не считать того, что гостья опять пыталась выведать, кто же нам построил этот замок. Князь опять жонглировал словами, при этом ничего не говоря и сохраняя важный вид.

Я спохватился и проверил метки императора и Живетьевой. Они находились далеко друг от друга: император — во дворце, его подельница — в той же тюрьме, в которой сидела чуть раньше. Можно сказать, старушка стала злостным рецидивистом — не первый раз покушается на императорскую власть. Живетьевская Метка полыхала злостью и недоумением — поди, пыталась понять, как так случилось, что подорвала себя вместо нас. Или как