на ниспослание судьбы, молилась за него, верила, что бог пошлет ему здоровье, и сыграют они с Зиной свадьбу, и заживут молодые, да будут детей растить, да добра наживать. Зина сердилась на теткины богомолья и однажды с фронтовой запальчивостью чуть было не выбросила лампадку и иконы, но сдержала себя, не захотела обижать старую женщину.

— Только смотри, — строго наказала она тетке, — чтобы Василий ни слухом ни духом не узнал о твоих молитвах.

— Не ему молюсь, а богу, — сказала тетка. — Для вас же стараюсь, добра хочу. Не беспокойся, не узнает.

Сама Зина была человеком стойкого характера, упрямой солдатской натурой. С тех пор как попала на фронт, ее девизом и верой стали слова: сам погибай, а товарища спасай.

Этой верой Зина жила и теперь. Вся высохла и измучилась, но не отступала и не поддавалась сомнению, шла и шла по трудной, крутой дороге, которую выбрала для себя сама.

В сорок втором году ее отца убили на фронте, и она, шестнадцатилетняя девочка, оставила школу, подруг, простилась с матерью и упросила военкома, чтобы ее отправили в действующую армию. Зину послали работать в госпиталь, а через несколько недель она оказалась на передовой. Она была смелая девушка, не только выносила раненых с поля боя, но и сама бросалась в атаки, метко стреляла.

Судьба наносила ей удар за ударом. Вскоре после отъезда Зины на фронт погибла ее мать в аварии на заводе. Девушка еще не успела пережить этого горя, как новая тяжкая беда обрушилась на нее. На фронте под Ленинградом был убит ее жених.

После войны, сопровождая из Берлина группу тяжелораненых, Зина прибыла в город Вольск, дала себе слово оставаться в госпитале до тех пор, пока излечатся все фронтовики. Хотя в этом городе жила ее родная тетка, единственный близкий ей человек из оставшейся в живых родни, Зина чувствовала себя страшно одинокой. Убегая от этого гнетущего чувства, она все свое время посвящала работе в госпитале и уходу за больными. Тут она и сблизилась с Василием Хлыниным.

Зинаида заметила Василия еще в санитарном поезде и потом всю дорогу не выпускала его из внимания, а когда приехали в Вольск, выбрала его своим подопечным. Тяжелое ранение в позвоночник уложило Василия в постель. Его усиленно и упорно лечили, вызывали профессоров из Саратова и Куйбышева, прилетал знаменитый хирург из Казани, консультировались с Москвой, а Василий все не мог встать на ноги. Позже врачи стали поговаривать, что он безнадежен, и, хотя скрывали от него правду, Зине все было известно.

В бесконечных тревогах и волнениях Зина не отходила от Василия, крепко привязалась к нему, по-настоящему полюбила и не могла представить, что когда-нибудь они должны будут расстаться. Правда, она никогда не выказывала ему своих чувств. Однако, узнав, что у Василия была жена, которую он любил и которая погибла на фронте, подумала, что, видно, судьба не напрасно свела ее с Василием: ведь она потеряла жениха, а он — жену. Зина с глубоким страданием наблюдала, как у врачей опускались руки от отчаяния, как постепенно исчезала у всех надежда на выздоровление Василия, и даже тогда она не теряла веры. Она надеялась на психологический перелом в сознании самого больного, внушала ему, что кризис прошел и теперь дело пойдет на поправку.

Зина уговорила врачей выписать Василия из госпиталя и разрешить ему переселиться к ней в дом, где она обеспечит больному хороший уход. И сам Василий, для которого Зина стала близким человеком, преданной сестрой милосердия, ухватился за последнюю надежду, согласился переехать к ней.

Зина, однако, вскоре с горечью стала замечать, что ее дом постепенно становился тюрьмой для Василия. Хотя в доме никогда не было пусто, Зинина тетка и ее сверстницы-старухи помогали Зине во всем, приходили к Василию, старались, ободрить его, развлечь, Василий становился все более угрюмым, настроение его часто менялось, он впадал в глубокую меланхолию, прогонял из комнаты всех, кроме Зины, ни с кем не хотел разговаривать.

Зина окружила его заботой, выполняла все его желания, она стала для него не только сестрой милосердия, но и ревностным охранителем. За дверями его комнаты шла жизнь, в дом часто приходили старухи, приносили в узелках гостинцы. Василий не знал, что они вместе с Зинаидиной теткой молятся о ниспослании ему здоровья. У Зинаиды не хватало духу прогнать старух и прекратить их моления.

3

В то теплое утро в саду было тихо, свежо, легко дышалось. Василий лежал на своей койке, рассеянно смотрел в небо, на белые облака, похожие на лебедей. Облака тихо плыли и убаюкивали. Зинаида принесла стакан молока, поставила на табуретку и, не тревожа Василия, вернулась в дом.

Василий закрыл глаза. А когда открыл, снова увидел небо, где все плыли и плыли облака.

За кустами глухо стукнула калитка, послышалось шуршание песка на дорожке. Кто-то медленно шел по саду. Василий встревоженно повернул голову, посмотрел на дорожку. Не сразу поверил тому, что увидал: от калитки по песчаной дорожке шла Ульяна Егоровна Демина, в темном платке, с узелком в руках. Присматриваясь к незнакомому месту, она медленно приблизилась к Василию, с тревогой посмотрела в его лицо.

Василий приподнялся на подушке, с тихим вздохом облегчения улыбнулся на ее привет. Прерывисто дыша, сказал:

— Вот и пришла, Егорьевна, не оставила меня. Что уже стоишь? Садись, отдохни.

Ульяна уронила к ногам узелок, опустилась перед кроватью.

— Господи! Сынок!

Она припала к краю постели, гладила седеющие волосы Василия, пристально вглядывалась в его лицо, словно хотела до конца удостовериться, что это он.

— Вот и свиделись, сынок. Пошто так долго лежишь? Вставать бы пора.

Василий взял руку Ульяны в свои горячие руки, дрожащим голосом зашептал, глотая слова:

— Я все время думал о тебе. Много раз видел во сне и тебя, и твой дом. И Петю твоего никогда не забуду.

Он моргнул, глаза его налились влагой.

— Ну, полно тебе, полно, — тихо сказала она. — Полно вспоминать.

Он прикрыл глаза, вытер ладонью.

— А ты как? Жива?

Ульяна молча кивнула.

— Жива и здорова, сынок. И все люди теперь дома, работают. Долго ждала весточки от тебя, не верила, что больше не свидимся.

— А меня вон как ранило.