фейри, не отвечает, а значит, стоит ждать гостей. Упырь с протезами предложил ему подняться и посмотреть самому, на миг отвлекшись от горла второго стрелка.

На удивление, тот послушался — вышел в компании еще одного, неспешно, вразвалочку, будто бы совсем не боясь Джаспера. В другой раз Джаспер добился бы того, чтоб эти двое обоссались от страха, но не сейчас.

Холод, холод, холод... Он должен мыслить трезво.

Поэтому да, его действительно не расстреляли в упор. Он убил еще двоих быстро и тихо — и вот уже потом его расстреляли. В спину.

Как оказалось, картель не обошелся сторожами на крыше — несколько человек шныряли по порту, высматривая Джаспера. Как раз вернулись к контрольной точке, когда он вырывал железными пальцами кадык их товарищу.

Полсотни пуль его не убили, как и Сира.

Но затормозили достаточно — как и Сира.

Его не оставили на земле до восхода, впрочем. Не сделали из него гигантского огненного слизня. Наоборот, занесли на склад. Сказали что-то про лейтенанта, который появится завтра. Он, мол, сам должен разобраться — то ли доставить Джаспера наркобарону, то ли убить красочно, живописно, в назидание другим трупоедам, возомнившим себя героями. Джаспер рассмеялся бы — не был он никаким героем, просто искал, как бы пожрать без вмешательства копов — но недавно выпитая кровь шла горлом, вверх, заставляла захлебываться и бесконечно харкать.

А потом наступило утро.

Джаспером овладел привычный ступор — последствие ранений и выкатившего на небосвод солнца — так что проснулся он не сразу, хоть и пытался, честно пытался держаться на плаву, побороть дрему, перестроить внутренние часы. От Сети его, конечно, отрубили, но интерфейс линз все еще показывал время и дату. Выходило, сейчас два часа дня, до заката осенью в Бухте — еще часа четыре минимум, а скорее, все пять. Самое поганое время, удивительно, что он вообще смог...

Чья-то ладонь с силой хлестнула его по щеке. Судя по тому, как болело все лицо — уже не в первый раз.

— Ты только глаза открыл, ну! — Валенсия потрясла его за шиворот. — Не вздумай обратно закрывать, придурок!

Как бы паршивы ни были обстоятельства, Джаспер не мог не обрадоваться. Нет, круче того, он мгновенно повеселел, почувствовал себя счастливым и восторженным щенком. Валенсия не просто выжила — она сидела на нем и держала его за шею. Почти как объятия, ничего не стоит сменить позицию. Именно это Джаспер и сделал — скользнул ладонями по ее бедрам, потом по спине, и крепко прижал к себе уже всю Валенсию.

И правда живую.

Материальную.

Ну, так... Стоило убедиться.

Впрочем, Джаспер еще помнил, что расстались они не то чтобы хорошо... Ну или, по крайней мере, не настолько хорошо, чтобы Валенсия не врезала ему снова.

Причина такой внезапной податливости выяснилась быстро — Валенсия всхлипнула в его плечо и проговорила срывающимся голосом:

— Прости. Я понимаю, что я сама пыталась тебя убить и у тебя нет никаких причин мне верить, но мне правда жаль. Это из-за меня ты здесь, я...

Она оторвалась от него и села, вытирая слезы. С отчаянием взглянула на него сверху вниз.

— Я убийца.

— Какое невероятное открытие, — с каменным лицом отозвался Джаспер. — Ни за что бы не догадался.

— И я, очевидно, убила какую-то мразь из картеля, так что теперь они...

— Погоди.

Джаспер тоже сел, с неохотой. Голова кружилась, спина болела, лицо, по ощущениям, превратилось в один сплошной синяк. Однако этот вопрос срочно нужно было обсудить. Разобраться на берегу, так сказать. В отношениях нужна честность и все такое.

— Ты ни в чем не виновата, Валенсия, — признался он. — Это я тут убийца. И последние несколько лет убивал наркоторговцев. Сомневаюсь, что они хотя бы знают, что ты оборотень, скорее, просто посчитали за одну из... за мою подружку. Иначе не понимаю, почему они даже не потрудились тебя связать, ведь лапами ты херачишь прям от души.

Валенсия выслушала это с высоко поднятыми бровями, рассматривая Джаспера будто бы заново. Вряд ли комплимент сыграл свою роль, но и злиться Валенсия не стала. Ожесточенно растирая виски, она обдумала услышанное и сконцентрировалась на проблемах.

— Дверь заперта. Можешь открыть?

Джаспер огляделся, не решаясь встать. Они находились в крохотной каморке, темной, с одной полудохлой лампочкой под потолком. По соседству валялись гнилые картонные коробки, однако все, что хоть теоретически можно было использовать как оружие или отмычку, из помещения вынесли. Дверь оказалась жестяной, очень похожей на типовые дешевые двери в новостройках. Кирпич вокруг рамы заметно потрескался, кое-где отвалился, но все равно — в своем состоянии сейчас, с пулями в спине и днем, Джаспер не справился бы и с гораздо более хлипким препятствием.

В узкое окошко на двери стукнулся приклад винтовки. Следом показалась морда сторожа — боевик картеля ухмыльнулся, окинув их взглядом, и снова скрылся из виду.

— Пойми меня правильно, — вздохнул Джаспер, думая, как бы вырвать этому парню горло, — я очень рад, что ты меня разбудила... Но зачем? Чем позже явится этот их лейтенант, тем дольше я посплю и тем сильнее буду.

— Ну извини, — вяло огрызнулась Валенсия. — Они обещали меня убить, а я очень не хотела умирать одна.

Она подтянула колени к груди, положила на них подбородок. Продолжила, глядя в одну точку, как тогда, в зоопарке у пруда с выдрами.

— Ты не представляешь, какую дичь они творят только ради удовлетворения инстинктов. А уж если в руки попадается кто-то вроде меня, кто-то, кто уже прибил парочку дегенератов...

— И ты подумала, я тебя защищу? — ухмыльнулся Джаспер. — Конечно, защищу. Для этого и пришел.

— Нет, пресвятые угодники, — Валенсия вынырнула из своего ступора и потерла лоб. — Я подумала, ты единственный, кто меня вообще не боялся. Подумала, вот будет крутая компания! Ну а если ты захочешь сам меня убить, то лучше ты, чем они. И фраза, знаешь... — Она взглянула на него в упор. — Я ведь не только про них там говорила, в зоопарке. Про себя тоже. Я ведь, ну, отгрызаю людям головы. Просто выбираю тех, кто похуже.

Джаспер понял, что ее мысли путаются, как и у него. Не то чтобы он был хорош в серьезных разговорах — вообще плох, особенно наедине с Валенсией... Так что он поспешил перевести разговор в более понятное русло и спросить, наконец, о самом важном.