А потом они поцеловались, конечно.

***

Чего Джаспер все-таки не ожидал — так это того, что Валенсия не шутила, когда сказала про отель в самом начале этого свидания.

Ну, и манера заводить разговор о сексе у нее была своеобразная.

— А как ты трахаешься? — спросила она, когда они вышли из зоопарка и встали друг напротив друга, собираясь, как Джаспер считал, попрощаться. — Ну, в смысле, ты киборг. И плел вчера что-то про свой металлический член.

— А, да... — не сразу нашелся Джаспер. — Проблем не будет. Я прекрасно владею всеми своими частями. Высокоточный режим наведения, — он протянул правую руку и кончиком пальца, быстро и легко, коснулся ее носа, — и очень чувствительные сенсоры.

— Насколько чувствительные? — Валенсия шагнула вперед и прижалась к нему.

Джаспер склонился к ее уху.

— Очень, — шепнул он, прихватив губами мочку. — Лучше человеческих.

Дальнейшее было ему хорошо знакомо.

Вот они заваливаются в отель — привет, терминал, мне как обычно, на сутки, с плотными шторами! — вот доезжают до нужного этажа, целуясь в кабинке лифта, вот ржут над застукавшим их случайным парнем, вот вламываются в номер...

Знакомо — но все-таки в новинку.

Прижав девушку к стене — Валенсия крепко обхватывает ногами его талию — Джаспер на миг отстраняется, смотрит в нестерпимо яркие зеленые глаза и не может поверить, что вот так просто, за какую-то там минуту позора на перроне и одно свидание получил Любовь Всей Своей Жизни.

Но сомнений нет вообще — Джаспер опускается к тонкой белой шее и целует впадину на горле, прихватывает зубами нежную кожу.

— Укусишь? — сдавленно вздыхает Валенсия.

— Только если тебе такое нравится.

Валенсия в ответ кусает его сама, больно, прямо над яремной веной, и у Джаспера подкосились бы ноги, останься в них хоть одна человеческая мышца.

Девушка дрожит и стонет в его руках — ладони Джаспера под ее футболкой, одна быстро расстегивает лифчик, вторая забирается под него, сжимает грудь. Валенсия сглатывает, у нее перехватывает дыхание, ослабевшие ноги вновь опускаются на пол. Джаспер сдвигает руки ниже и на секунду задумывается — правая или левая?

— Знаешь, а ведь я могу... — Сформулировать вопрос трудно, Валенсия сжимает его зад сквозь джинсы и начинает расстегивать ремень. — А ведь я могу... подключить микроток... вывод к сенсорам... ну или, там, вибрацию... для ощущений, знаешь...

Валенсия вскидывает голову и обхватывает ладонями его затылок, приближает его лицо к своему.

— Хочу. Тебя. Сейчас. — Судорожный вздох. — Как есть.

Вопрос с руками стирается подчистую. Лихорадочно кивнув, Джаспер опускается на колени, стягивает ее джинсы вместе с нижним бельем и закидывает ее ногу себе на плечо.

Ее колени трясутся, его лицо быстро становится мокрым, Валенсия хрипло бормочет, что не сейчас, не так, она не хочет так быстро, но только прижимает его голову к себе, вцепившись в волосы.

— Так все-таки не сейчас? — поддавшись дурацкому озорному порыву, Джаспер все-таки отрывается от ее клитора и задирает голову.

— Придурок! — вспыхивает Валенсия и с силой толкает его коленом.

Джаспер падает, потому что не пытался устоять, и смеется, потому что счастлив. Валенсия падает следом, на него, упирает ладони в пол по обе стороны от его лица и обещает:

— Я тебя убью.

Ее глаза неоновые, кислотно, токсично салатовые — записывают видео, но Джаспер не против.

— О, нет, — подыгрывает он. — Молю, пощади...

И притягивает ее для нового поцелуя.

Они поднимаются и добираются до кровати — Валенсия толкает его на матрас. На Джаспере все еще слишком много одежды, но он только устраивается поудобнее и смотрит шоу: Валенсии надо снять лишь футболку и уже расстегнутый лифчик, но она раздевается очень медленно, явно отыгрываясь за его идиотскую выходку, обнажает одну черту за другой, и она правда похожа на картину. Картину, которая оживает и сходит с холста.

В окно глядит луна — в ее свете Валенсия сама как лунный свет. «Милая девочка-мечта», так она говорила? Нет, она женщина-мечта, просто мечта, сон, явь, жизнь, смерть. Лицо Джаспера болит от улыбки, но он не может перестать улыбаться — вот Валенсия медленно приближается и прогибает спину, как кошка, прежде чем забраться на кровать, вот она ближе и ближе и ближе. Она оседлывает его и вновь нависает над ним.

— Я не пощажу тебя...

Слова едва слышны, и Джаспер уже не вдумывается в них. Он стаскивает футболку, пока Валенсия трется об его пах, потом снимает джинсы, пока она кусает его шею, и, наконец, входит. Джаспер никогда не верил в трансцендентный опыт, но он проникает в новую галактику, неоново-зеленую и токсичную, полную шепота, укусов, запаха пота и скользкой кожи.

Валенсия выпрямляется на нем, двигая бедрами и тяжело дыша, и Джаспер не может оторвать взгляда. Валенсия запрокидывает голову и долго, громко стонет, а потом вновь смотрит на него.

Ее глаза — неон.

Зеленый неон, зрачки две крохотные точки, не видно склеры.

На лбу Валенсии прорастают два тонких и длинных уса, челюсть расходится вширь зубчатыми мандибулами, руки, опущенные вдоль тела, удлиняются и сгибаются в двух местах.

— ТВОЮ МАТЬ!

Джаспер пытается сбросить с себя тело, но уже не две, а четыре ноги обхватывают его торс, кожа жесткая и зеленая, а на спине Валенсии прорастают две пары крыльев.

Джаспер замирает, потому что это... внезапно красиво. Первая пара ярко-зеленая, похожа на свежие листья, а вторая — тоньше паутины, блестит в лунном свете.

Так Джаспер описал бы и саму Валенсию — кислотная зелень и нежный свет.

— Валенсия...

Первый шок прошел быстро. Оборотни? Оборотней Джаспер не раз видел, со многими спал. Наверное, она сама в ужасе, что не сдержала превращение, еще ничего не испорчено, главное — успокоить ее сейчас и...

Зубчатые лапки схватили его за плечи, мандибулы клацнули в опасной близости от шеи, и Джаспер скинул таки это наваждение. Мощным пинком, двумя ногами сразу, он послал Валенсию к дальней стене. В шипении и клекоте с трудом угадывался человеческий голос:

— Ну что же ты... мы же... так хорошо... начинали...

— Валенсия, ты еще более двинутая, чем я!

Вопреки всей этой ситуации, вопреки угрозе собственной жизни — а может, как раз именно поэтому — Джаспер не мог сдержать восторга в собственном голосе. Оборотень, мать его, оборотень! И какой!