Когда-то давным-давно, лежа на больничной койке после столь стремительной потери дома, я пообещала себе, что у меня обязательно появится другой – мой собственный, только мой. Я себе еще пообещала, что у меня будут кошка и собака. А может быть – две кошки и несколько собак. А потом подумала, что в мечтах мелочиться не стоит, и решила, что у меня будет целая стая кошек, много-много собак и еще птицы – лучше всего утки! Потому что утки замечательные: они белые, как взбитые сливки, со смешными носами и идут по жизни враскачку, как подвыпившие моряки…

Именно о животных, которые у меня будут когда-нибудь, я и думала, сидя в приемной у нотариуса и ожидая своей очереди на оформление сделки (я все-таки, наверно, ненормальная – в такой момент думать об утках!). И когда наконец нас пригласили в кабинет, у меня перед глазами все еще мелькали смеющиеся птицы, вразвалку ходящие по двору моего дома.

«Быстрей же, быстрей!» – мысленно подгоняла я нотариуса, чтобы как можно скорее закончилась процедура оформления покупки-продажи. Просто пока не подписан договор – обеими сторонами, – ведь может произойти что-нибудь непредвиденное, что разрушит мою мечту!

Счастливая ручка, которую я купила специально для этого случая, выскальзывала из моих вспотевших от волнения пальцев, но я все-таки смогла поставить свою подпись на документе, который означал, что все получилось: маленький белый дом без лап теперь мой!

Я отдала деньги, поспешно попрощалась и выскочила на улицу, вся дрожа от пережитого волнения и недавних страхов. Осторожно открыла нотариальный акт, еще раз перечитала от корки до корки и… поцеловала заполненные мелкими буковками бумажки, а потом прижала их к груди.

В этот день люди на улицах могли видеть самого счастливого на этой планете человека: хозяйку земельного участка, жилого дома и хозяйственной постройки. А в душе я чувствовала себя и хозяйкой реки Ливец, и хозяйкой каждого дерева и куста в лесу, стоящем вокруг моего дома, и всего живого в этом лесу – всех крылатых и четвероногих созданий, в нем проживающих. От мыши-полевки до совы. Правда, я не совсем представляла себе, как могу позаботиться о мыши-полевке, не говоря уже о сове, но меня это мало беспокоило. Уж как-нибудь позабочусь.

И с того самого вечера в моей однокомнатной квартире поселилась Принцесса Тося.

У меня никогда не было кошек.

Я видела кошек у знакомых, наблюдала за ними – и удивлялась: что находят люди в этих высокомерных, ходящих «сами по себе» созданиях, почему кошки их так привлекают… И пришла к выводу, что, чтобы любить кошек, надо самому быть немножко кошкой.

Тося – котенок цвета кофе со сливками (как будто брызги этих сливок остались у нее на грудке и на лапках) – постояла посреди коридорчика, там, где я вытащила ее из-за пазухи и опустила на пол, потом отряхнулась, чуть встопорщила шерстку и с вопросом в голубых очах: «Ну-с, я так понимаю, я у себя дома – и где миска?» – отправилась на разведку.

В течение следующих трех часов я видела ее везде: в ванной (нет, тут нет миски), в холодильнике (нет, здесь слишком холодно), на балконе (нет, тут слишком жарко), в шкафу (нет, тут дурно пахнет), на шкафу (нет, тут слишком высоко), в сапоге (нет, тут слишком темно)… и в конце концов мне стало казаться, что я купила сразу пять Тось, а не одну, или что эта одна с невероятной скоростью размножается и делится на все новых и новых Тось… Она была очень маленькая – размером с две сложенные вместе ладони, она без труда вмещалась в сапог. Но ее было много.

В конце концов после трехчасовых поисков и блужданий она обнаружила миску с кормом и лоток в… том самом коридоре, с которого начинала. Аллилуйя! А то я уж начинала думать, что приобрела несчастную сироту, а не кошку.

Ночью мне пришлось изменить свое мнение о ее сущности: я приобрела не кошку и не сироту, а энергетического вампира.

Она лазила по мне и жалобно мяукала до тех пор, пока я с отчаяния не запела колыбельную. Помогло не сразу, но когда я спела «Спи, моя радость, усни, в доме погасли огни…» уже, наверное, в миллионный раз, она наконец свернулась калачиком у меня на шее и замерла без движения впервые за весь вечер, довольно мурлыкая. Я тоже замерла. Ее коготочки впивались мне в кожу, она давила мне на горло пузиком – мне было тяжело дышать и глотать. Заснуть я так и не смогла, но все-таки это было гораздо лучше, чем ее бесконечное жалостное мяуканье.

Утром, после бессонной ночи, меня вдруг осенила гениальная идея: кошке просто нужна подружка! И немедленно!

Так в нашей с Тосей однокомнатной квартире появилась Пепси…

Эва повернулась от стола и посмотрела с умилением на прижавшихся друг к дружке малышей. Маленькая овчарка посапывала во сне. Кошка обнимала ее лапками и спала сладким спокойным сном.

Сердце Эвы наполнилось радостью.

С семи лет она мечтала, нет, почти с восьми, когда она как раз прочитала повесть о девочке и собаке по имени Тимба… вот с тех пор и была у нее мечта о большой, мохнатой овчарке с чуткими ушами и тяжелыми лапами – как у девочки Кики из той книжки.

О том, чтобы завести собаку в доме отчима, не могло быть и речи – просто нельзя было так мучить животное. Следующий ее дом был немногим лучше – пан К. ненавидел животных. Особенно тех, которые любили его жену. Один кот, которого они было завели, исчез при таинственных обстоятельствах – это Эва еще могла объяснить себе случайностью, хотя Милок никогда не выходил за территорию сада, а тут вдруг пропал… Второго отравили. Хотя трудно было представить себе, что кто-то действительно хотел убить это очаровательное, ласковое, мурчащее существо – комок мягкого пушистого меха (пан К. тогда еще не входил в число подозреваемых в убийстве). И только после смерти третьей кошки, Терции, которая не сводила с хозяйки влюбленного взгляда, а на хозяина шипела, Эва все-таки начала подозревать, что что-то не так. И больше она уже не приносила в дом животных. С той поры в доме безраздельно царствовал пан К.

Ничего удивительного, что вид маленького белого домика, который вот-вот станет ее собственностью, пробудил в Эве забытую старую детскую мечту: собака. Овчарка. Пепси.

И вот она – Пепси!

Спала в крепких объятиях кошачьих лап у ног своей хозяйки. Овчарка, девочка восьми недель от роду, мохнатая и толстая, ушки у нее, правда, еще не стояли, а забавно висели с двух сторон, но при взгляде на нее не оставалось ни малейшего сомнения, что из нее вырастет прекрасная, породистая овчарка.

– Уф, уф, – гавкнула во сне Пепси.

Эва наклонилась, подняла малышку под мышки. Щенятина открыла заспанные глазки и тут же лизнула хозяйку в нос. Бронзовые глазенки собачонки говорили: «Я люблю тебя! Я так люблю тебя!»

– Я тоже тебя люблю, – прошептала Эва, утыкаясь носом в мягкую, пахнущую молоком шерстку щенка. А Пепси заснула у нее на руках – прямо в таком висячем положении. Эва положила ее к себе на колени и вернулась к работе над книгой Каролины. Потому что Каролина наконец принесла свое произведение в последнем, и окончательном, варианте.