— Они имеют огромный опыт и будут полезны вам в строительстве новой страны.

— Куда вы теперь?

— Не знаю, Игорь Николаевич, хочу подальше от Москвы, куда-нибудь на юг, начать новую жизнь, может быть, даже крестьянскую.

Скромнов кивнул головой в знак понимания. Протянул руку Голицыну, тот, пожав её, вышел из своего бывшего кабинета и, не оборачиваясь, пошёл в сторону выхода.

На следующий день семья Голицына, а это кроме жены и сына ещё дочь с мужем и двумя детьми, собирали вещи в стоящий около дома американский Ford, переделанный под дом на колёсах. Складывать решили только нужные вещи, в основном одежда и документы, продукты питания и вода. Сам же Голицын достал из сейфа подарок премьер-министра Италии — гладкоствольное ружьё Beretta SO5. Никто не знал, что и как сложится в новой жизни. Куда ехать пока ещё Голицын не решил, но, понимая сложившуюся ситуацию, знал, что на юге будет много пустующих домов. Молотов с самого утра был рядом, болтал с семьёй Голицына, иногда посматривая на бывшего президента. Улучив момент, он взял Голицына под руку и отвёл в сторону.

— Вот, — он протянул Голицыну карту, — я и в навигатор координаты уже вбил и на карте отметил. Я до всей этой ситуации построил из сруба домик. Думал в отпуске, а потом на старости лет там жить буду, охотничий домик, с минимум благ цивилизации, но всё же…. Увидишь, там всё сделано, чтобы жить, газ, электричество и водоснабжение не провёл, но что уж там. В общем едь туда. Это теперь твой дом. Вот, это ключи от двери, остальные все ключи в доме. Раньше там охрана была, потом сняли, так что как там и что я не знаю. Хотя я думаю всё там в порядке, он стоит так, что ни с воды, ни с суши его не видно, если только не знать, что там дом.

Комок в горле не дал Голицыну сказать ничего в ответ, взяв карту, он обнял Молотова. Старый друг и в этот раз нашёл решение его проблемы.

Во двор въехал чёрный правительственный джип, из которого резво выскочил Лазарев.

— Михаил Владимирович, слава Богу, что я успел. Как-то не хотелось, чтобы вы уехали так быстро, но что ж.

Из дома вышла семья Голицына, став у трейлера, молча смотрели. Лазарев кивнул им. После чего опять обратился к Голицыну:

— Михаил Владимирович, я не отниму у вас много времени, — он вернулся к машине и взял из салона саквояж, — я знаю, как вы любите кофе и сигары. Вот это вам, — он протянул саквояж, — это лучшее, что я смог найти.

Голицын взял саквояж и протянул руку Лазареву.

— Спасибо, полковник, удачи вам в нелегком труде.

— Спасибо, Михаил Владимирович, удачи и вам в новой жизни.

Он ещё раз кивнул семье Голицына и, вернувшись в автомобиль, уехал.

Через час вещи были собраны, Молотов тепло попрощался со всеми членами семьи, прослезился, обнимая Голицына. Трейлер отправился в путь, оставляя Молотова одного во дворе бывшего президентского дома. Теперь пути Молотова и Голицына разошлись, и каждого ждали новые жизненные испытания и проблемы.

Впервые за долгое время Голицын ехал за рулём сам, ни службы охраны, ни спецмашин, ни привилегий на дороге. Он посмотрел на навигатор — дорога вела на юг, чуть больше тысячи километров, не так и далеко. Он посмотрел в зеркало заднего вида — семья старалась держаться, но было видно, что им всем не по себе. И только внуки радостно рассматривали всё из окон, для них проблемы не существуют, а этот вынужденный переезд всего лишь новое приключение. Голицын улыбнулся и сильнее нажал на газ.

Да, можно было остаться и в Москве, но в голове Голицына закралась мысль о безопасности семьи, ведь людей, которые его считали виной всему и ненавидели было не мало. Да и что им делать в Москве? Идти работать таксистом или в офис? Нет, всё это было не то. Единственным верным решением было уехать и начать гражданскую жизнь, вдали от всех.

Трейлер выезжал к окраине Москвы и сложную эпидемиологическую ситуацию можно было оценить только по уменьшению движений на дороге, в остальном же обстановка была вполне нормальной. Всё равно где-то внутри была мысль о том, что это бегство, но другая сторона сознания говорила о том, что бороться дальше не было смысла, сейчас, по крайней мере, он имеет возможность уехать, а в случае активного противоборства он мог последовать путём многих диктаторов XX века.

Из Москвы они выехали довольно быстро и там уже движение было ещё меньше. Дорога по бокам была огорожена щитами, поэтому рассмотреть что-то по сторонам было трудно, семья постепенно начинала засыпать. Включив негромко музыку, Голицын выдохнул: какое-то ощущение опасности было в Москве, а сейчас становилось спокойнее и будущее уже не казалось каким-то неопределённым. Был дом, была семья, было чем заняться. Конечно они потеряют многие блага цивилизации, но с другой стороны, они теперь вместе. За годы правления страной и государственной службы он отстранился от семьи, потерял какие-то семейные ценности, увлечения и занятия всех членов семьи стали ему неизвестны, он ловил себя на мысли, что знает об этих людях минимум информации. И сейчас наступало время всё это исправить, узнать их ближе, научиться что-то делать вместе, а не давать указания, восполнить все те дни, когда он не был с ними. Эта мысль дарила Голицыну новую цель в новой жизни. Отношение к миру стало меняться, как и осознание всего происшедшего. Он искренне считал, что сделал всё, что от него зависело по спасению России, но, видимо, не все это оценили, а может быть просто устали от него и хотели видеть новые лица во главе страны.

За этими мыслями Голицын не заметил, как выехал уже из Московской области. К реальности его вернул заградительный пост на дороге. Перед ним выстроилось не больше десяти машин и военные не спеша проверяли документы и пропускали машины. Когда пришла очередь трейлера Голицына, то проверяющий их майор аж вздрогнул, взяв паспорт Голицына. После чего закашлялся, вытянулся по стойке смирно и громко произнёс:

— Здравия желаю, товарищ президент!

— Здравия желаю, товарищ майор, — ответил Голицын, — только я уже не президент. — Голицын улыбнулся.

Майор растерялся, видимо он знал, что Голицын сложил свои полномочия, но увидеть его здесь на пункте пропуска он явно не ожидал. Но смог взять себя в руки, провёл необходимую проверку и вернулся к Голицыну:

— Михаил