Графу Остен-Сакену было указано прибавить, что значительное количество времени и терпения потребуется, чтобы склонить Францию присоединиться к России и Германии, но что русское правительство приложит все усилия, чтобы достигнуть благоприятного результата. Ни один из ответов, полученных графом Ламсдорфом или графом Витте из Берлина, не содержал — я отчетливо это помню — никакого указания на аннулирование договора в Бьерке, и русскому министру иностранных дел не оставалось ничего иного, как ожидать удобного случая, чтобы показать, что Россия не считает себя чем-либо связанной с Германией и остается верной своему союзу с Францией.

Этот случай представился во время Альхесирасской конференции.

Царь не возвращался больше к этому вопросу в своей частной корреспонденции с императором Вильгельмом, хотя переписка некоторое время продолжалась, она не была выдержана в прежнем доверительном тоне и с течением времени становилась все реже и реже. Германский император со своей стороны не оставлял своего первоначального проекта и пытался всякими способами убедить своего кузена признать действенность соглашения, которое они подписали в Бьерке, не довольствуясь повторением своих прежних доводов и клеветы на Францию и Англию, но старался повлиять на царя драматическими фразами и языком, окрашенным мистицизмом. Любопытный пример этих усилий имеется в телеграмме, которую он отправил императору Николаю 12 октября 1905 года, то есть в то самое время, когда граф Остен-Сакен выполнял данное ему поручение в Берлине:

Gluecksburg Ostsee, October 12 tn. 1905.

«Характер договора не противоречит — как мы установили это в Бьерке — франко-русскому союзу, принимая во внимание, конечно, что этот последний не направлен против моей страны. С другой стороны, обязательства России по отношению к Франции могут оставаться в силе только в том случае, если Франция заслуживает этого своим поведением. Твой союзник совершенно бросил тебя в беде на протяжении всей войны, в то время как Германия помогала тебе чем могла, не нарушая нейтралитета. Это создает со стороны России моральные обязательства по отношению к нам; do ut des. В то же время нескромность Делькассе показала всему миру, что хотя Франция и является твоим союзником, она тем не менее заключила соглашение с Англией и была готова напасть на Германию с помощью Англии, несмотря на царящий между нами мир и на то, что я помогаю тебе и твоей стране, ее союзнику. Этого эксперимента она не должна повторять, и против повторения этого я прошу гарантировать меня. Я совершенно согласен с тобой, что будет потрачено много времени, труда и терпения, чтобы склонить Францию присоединиться к нам обоим, но рассудительный французский народ заставит наконец себя услышать. Наши марокканские дела улажены к полному удовлетворению, и таким образом создается благоприятная атмосфера для достижения взаимного понимания между нами. Наш договор является великолепной базой для этого. Мы соединили руки и подписали его пред лицом Бога, который слышал наши обеты. Я продолжаю думать, что договор может войти в действие.

Но если ты хочешь внести какие-либо изменения в слова, выражения или определение будущего или различные вариации, на случай полного отказа Франции, что я считаю невероятным, я буду с радостью ожидать всяких предложений, которые тебе угодно будет представить мне. Мне кажется, однако, что договор мог бы быть принят таким, как он есть. Вся твоя влиятельная пресса: „Новости“, „Новое время“, „Русь“ и т. д. — за последние две недели ожесточенно выступает против Германии и за Англию. Несомненно, что некоторые из этих газет получили крупную сумму от англичан. Это очень оскорбительно для моего народа и создает большие затруднения в осуществлении тех новых отношений, которые сложились теперь между нашими странами. Все это указывает на то, что время тревожное и что мы должны ясно определить путь, куда следует идти. Подписанный нами договор является одним из средств определить этот путь, не вступая в соглашение с твоей союзницей, как таковой. Что подписано, то подписано, и Бог тому свидетель. Я буду ждать твоих предложений. Лучшие пожелания Алисе.

Вилли»[6].

Из вышеизложенного совершенно ясно, что император Вильгельм, несмотря на положительный отказ русского правительства ратифицировать договор, питал иллюзию и даже, в конце концов, надежду использовать свое влияние на царя, и только после опубликования инструкции графа Ламсдорфа русским уполномоченным в Альхесирасе он был вынужден прекратить эти попытки.

В течение двух лет, которые следовали за только что описанными мною событиями, императоры не встречались больше, и, когда в 1907 году состоялась их встреча в Свинемюнде, во время которой я присутствовал в качестве министра иностранных дел, царь настолько боялся возобновления настояний кайзера, что просил меня предупредить германского канцлера, что договор в Бьерке должен рассматриваться как совершенно уничтоженный и что он не мог бы выслушивать никаких аргументов со стороны германского императора в пользу его возобновления.

Я уже отдал на этих страницах должное дальновидности, проявленной графом Витте в вопросе о договоре в Бьерке. Хотя он долгое время мечтал об осуществлении союза между Россией, Францией и Германией, имел достаточно здравого смысла, чтобы понять с самого начала, что метод, принятый императором Вильгельмом, может повести только к разрыву уз, которые соединяли Россию и Францию. Несмотря на это, он оставался горячим сторонником этого союза и, крепко веря в свои дипломатические способности после достигнутого им успеха в Портсмуте, рассчитывал склонить Францию в свое время принять его проект. С этой целью он очень желал получить пост русского посла в Париже. Во Франции, как и в Германии, он пользовался значительным авторитетом в финансовом мире и рассчитывал осуществить свой проект с помощью известных групп, принадлежащих к высшим финансовым кругам. Он пытался всеми мерами, какие были в его распоряжении, заменить Нелидова в Париже, и всегда встречал решительный отказ со стороны императора Николая.

Со своей стороны, я был убежден, что назначение графа Витте в Париж было неприемлемо и даже опасно с точки зрения наших отношений с Францией и Англией, и, признаюсь, я упорно сопротивлялся этому в то время, когда был министром иностранных дел. Я думаю, что граф Витте был серьезно рассержен этим моим сопротивлением. Во время своих частных посещений Парижа он делал все, чтобы продвинуть свой утопический проект, но он не мог приобрести значительного количества сторонников.

Через несколько дней после свидания императоров в Бьерке, когда был посланником в Копенгагене, я узнал, что кайзер известил короля Кристиана IX, что остановится в Копенгагене на обратном пути в Киль на борту «Гогенцоллерна». Я уже упоминал о внезапных визитах,