– А почему вас заинтересовал мой русский? – настороженно спросил он.

– Потому что у русских есть замечательные места, которые вам непременно надо посетить, – ответил Греймс, отхлебнув изрядный глоток виски.

В течение следующего получаса, отставив в сторону виски, начальник отдела тайных операций скрупулезно излагал агенту свой план. Ахмед слушал молча, не перебивая, и, лишь когда Греймс закончил говорить, заметил:

– Вы задумали большое дело, мистер Греймс, и я рад оказанному мне доверию…

Греймс ждал продолжения. Все произнесенные агентом слова ничего не стоили и не будут стоить, пока не прозвучит «да» или «нет», потому что ответ может иметь только такую, предельно конкретную форму.

Но Ахмед не торопился произносить последнее слово. Он стремительно просчитывал в голове возможные варианты и старался решить вопрос, как реализовать план Греймса и при этом остаться в живых. Тридцать и даже двадцать лет назад он принял бы его безоговорочно, потому что не задумывался над такой категорией, как собственная жизнь. Уважение соратников и признание тысячами, а в данном случае, пожалуй, что и миллионами, единомышленников его заслуг казалось Ахмеду куда важнее сохранения собственной жизни. Но за двадцать лет многое изменилось. У Ахмеда – сына разорившегося каирского ремесленника, – когда он бежал из Египта в Афганистан, не было ничего своего, кроме собственной жизни. Даже полученный автомат, гранаты и патроны принадлежали не ему, а полевому командиру, в отряде которого он оказался. Зато у Ахмеда – члена организационного совета «Аль-Каиды» только в лондонском банке на счету хранилось более двух миллионов долларов. Он владел роскошными виллами в Египте, Сирии, Ливане и Саудовской Аравии, где в ожидании мужа и любовника содержались шесть законных жен и целый гарем многочисленных наложниц. При желании он мог поселиться в любом уголке земного шара и жить там ни в чем себе не отказывая или путешествовать по миру в окружении почетной свиты из слуг и телохранителей и в сопровождении гарема изысканных красавиц. Те, кому открыт рай на земле, гораздо меньше склонны повторить судьбу воина-шахида, для которого единственная возможность попасть в рай связана с собственной смертью. И нынешний Ахмед аль Рубеи сильно отличался от бедного юноши, сына разорившегося каирского ремесленника, сбежавшего из Египта в Афганистан для участия в священном джихаде. В то же время отказаться от участия в предложенной операции значило упустить верный и, возможно, единственный шанс заявить о себе на весь мир невиданной по масштабам акцией возмездия и стать непререкаемым лидером, вождем для всех без исключения воинов Аллаха и их многочисленных спонсоров. Но выполнить спланированную ЦРУ акцию и остаться в живых можно было только одним способом – направить вместо себя других исполнителей. Желающие найдутся. Движение никогда не испытывало недостатка в бесстрашных воинах, готовых пожертвовать жизнью ради великого дела. Но! Только непосредственные исполнители акции могут стать героями. Не спонсоры и организаторы, а исполнители! Только они, и никто больше!

И вновь Ахмеда выручил Греймс.

– Мистер Ахмед, мы запишем на пленку ваше телеобращение от имени террористов, – Греймс запоздало сообразил, что совершил ошибку, причислив своего собеседника к террористам. Но было уже поздно, и он не стал себя поправлять. – И сразу после захвата реактора выпустим ее в эфир. Вам вовсе не обязательно находиться возле реактора, весь мир и так увидит вас.

Угольно-черные глаза Ахмеда вспыхнули радостным огнем. Но даже наедине с давно знакомым ему сотрудником ЦРУ он не смог обойтись без притворно пафосного замечания:

– Я всегда готов разделить судьбу жертвующих собою братьев, но ради продолжения нашего дела принимаю ваше последнее предложение!

Греймс торжествующе улыбнулся. Столь необходимое ему «да» прозвучало. А какие при этом агентом двигали мотивы, для предстоящей операции не имело практического значения.

– Я всегда ценил вашу дальновидность, мистер Ахмед, – произнес начальник отдела тайных операций ЦРУ и, указав взглядом на распечатанную бутылку виски, поинтересовался. – Может быть, все-таки выпьете за наше взаимопонимание?

Нью-Йорк, 7 марта, 12.10

Зайдя за спину оператора, полковник Греймс попытался заглянуть в видоискатель телевизионной камеры. Но смотреть туда мог только один человек, и Греймс, так ничего и не увидев, отошел в сторону.

В тесном помещении телевизионной студии, принадлежащей центру общественных связей нью-йоркского отделения ЦРУ, собрались пять человек. Центральной фигурой происходящего являлся прибывший накануне в Нью-Йорк из Стамбула Ахмед аль Рубеи. Ему помогали два ближайших сотрудника Греймса, посвященные им в детали операции. По приказу своего шефа они провели похищение в Лос-Анджелесе российского гражданина, а сейчас старательно изображали вооруженных российскими автоматами и обвешанных гранатами и взрывчаткой арабских террористов, которые своим грозным видом должны были внушить ужас будущим телезрителям. Пока же в роли зрителя выступал оператор, прильнувший к окуляру наведенной на Ахмеда телевизионной камеры. Заботясь о секретности подготавливаемой акции, Греймс не стал привлекать к съемкам дополнительных людей. Поэтому оператору приходилось одновременно выступать и в роли режиссера. Но истинным режиссером, декоратором, костюмером и автором озвучиваемого Ахмедом текста являлся пятый участник съемок – начальник отдела тайных операций ЦРУ Эдвард Греймс.

– Прошу вас, сидите ровно, – обратился к Ахмеду ведущий съемку оператор. – Вы постоянно закрываете портреты.

Прищурив глаза, Ахмед беззвучно прошептал по-арабски слова проклятья. Снова и снова он повторял перед телекамерой один и тот же текст и все никак не мог угодить оператору. Поначалу запись телеобращения к миллионам жителей захватила его, но повторяемая бессчетное число раз процедура постепенно стала раздражать. Спустя час съемок Ахмеда раздражало уже буквально все: и метровые портреты президента Ирака и Усамы Бен Ладена на стене, за его спиной, и рыхлый увалень-оператор с равнодушной физиономией, которого совершенно не волновали звучащие в его камеру грозные слова. Но наибольшее недовольство у видного члена «Аль-Каиды» вызывало участие в съемках двух цэрэушников, переодевшихся по приказу Греймса воинами-шахидами. Помимо традиционного черного костюма воина-смертника, они надели на головы черные шлем-маски с узкими прорезями для глаз, на руки натянули черные перчатки с обрезанными пальцами. И хотя он смирился с привлечением статистов, но их переодевание в костюмы шахидов все равно выглядело профанацией идеи, взятой на вооружение возглавляемым им движением. Ахмед успокаивал себя тем, что об участии статистов при записи телеобращения никто и никогда не узнает, но этот самообман не мог поднять ему настроения.

Заметив, что агент готов сорваться, из-за чего съемку придется отложить, Греймс поспешил вмешаться:

– Ничего страшного, – обратился он к оператору. – В том, что герой эмоционален, нет ничего плохого. Напротив, дополнительная мимика и жесты как раз вписываются в контекст взятой им на себя миссии. А насчет портретов не беспокойтесь. Все же главным персонажем съемки является оратор, а не окружающая его обстановка.