пространство, подсвечивая разнотравье. Жёлтые, пурпурные, алые цветы, казалось, горели в лучах. На миг задержав на них взгляд, Дроган скользнул дальше, к подножью гор. Там, между деревьев, виднелся массивный силуэт гиганта.

— Это ещё кто? — выдохнул Коли.

Дроган пожал плечами.

— Может, великан или тролль. В этих диких краях может быть что угодно. Стейн прав — пора сворачиваться.

Воитель уже начал поворачиваться, когда заметил, что едва заметное пламя вновь тлеет в глазницах черепа. Казалось, древний тиран задумчиво осматривает населённые чудовищами окрестности.

Но если у мертвеца и были какие-то соображения на этот счёт, он предпочёл оставить их при себе.

— Не доверяй Велимире — она совсем не та, кем хочет казаться, — тихо произнёс Рауд на вечернем привале.

Дроган удивлённо обернулся, но лучник уже отошёл, направившись к Стейну. Пожав плечами, воитель рассеянно потрепал Зверобоя за ухом и отправился помогать Бенгте обустраивать их небольшую походную палатку. До этого девочка никогда не ночевала в походных условиях.

Агарис весь день молчал. Лишь когда он оказался наедине с Дроганом и Бенгтой, глаза древнего тирана вспыхнули в полную силу. Заметив это, девочка вскрикнула и нырнула за спину приёмного отца.

— Не бойся, — проронил Дроган, устанавливая череп на походный сундук, рядом с плошкой жира, в которой плавала лучина. — Насколько я понимаю, он ничего не сможет тебе сделать.

— Увы, но ты прав, — проскрипел Агарис.

— У меня чувство, будто ты жалеешь об этом, — усмехнулся Дроган.

— Я бы не отказался продемонстрировать тебе хотя бы долю своего былого могущества, чтобы добиться уважения, — после паузы отозвался череп, — но вынужден признать, что бессилен. В моём распоряжении теперь лишь непревзойдённый ум и опыт. Но самостоятельно я не могу даже отогнать муху. Впрочем, низшие создания не представляют для меня сколь-нибудь значимую проблему…

— Знаешь, — оборвал его Дроган, — уважение можно заслужить и без демонстрации могущества.

— Ты говоришь так потому лишь, что сам не обладаешь достаточной силой, чтобы заставить людей себя уважать. Это чувство рождается по отношению к тому, кому люди отдают свою судьбу, что происходит либо из любви, либо из страха. Любовь переменчива. Страх надёжен. Он постоянен, пока ты сам можешь его внушать. А управлять чужой любовью никто не способен. Это чувство капризно и переменчиво.

Дроган раскатал спальный мешок.

— Не могу не спросить — как ты сумел из великого, как ты говоришь, правителя превратиться в простой говорящий череп?

Молчание длилось долго. Дроган уже начал думать, что Агарис решил просто проигнорировать его вопрос, но вдруг его скрежещущий голос послышался снова.

— Думаю, причина одинакова для всех тиранов. Предательство. Всегда найдутся те, кто завидует чужому величию, ничего собой не представляя. Эти шакалы так и вьются вокруг, ожидая, когда лев ослабеет.

— Лев? Шакалы? Кто это? — подала голос Бенгта.

Любопытство, наконец, пересилило в девочке страх.

— Звери из Старого мира. Мира, что был до Чёрного леса. Как многое утрачено, — пламя в глазницах черепа на миг померкло. — Как многое ещё может быть утрачено в будущем.

Дроган улёгся на спину и закинул руки за голову.

— Как ловко ты ушёл от прямого ответа на мой вопрос!

— Рад, что ты оценил. Думаю, даже способностей такого варвара должно хватить, чтобы понять, что я не горю желанием рассказывать тебе о своём падении.

Дроган усмехнулся.

— А знаешь, на что ещё хватит способностей этого варвара? Взять свой топор и раскрошить тебя в костяную муку.

— Но даже он должен понимать, что это было бы вопиющей глупостью — лишиться ценного источника знаний об эпохе, которую забыли в его примитивное время, ради минутной вспышки болезненной гордыни.

Воитель фыркнул, не удержавшись.

— Вот кто бы говорил мне о гордыне!

— Не понимаю, что ты хочешь сказать. Ведь я действительно завоевал бескрайние земли и вёл в бой многотысячные армии. А ты — и правда немытый варвар, едва освоивший грамоту и не имеющий ни малейшего представления о сочинениях великого Гратариса Старшего или архистратега Алимания из Геноры. Уверен, ты даже не понимаешь часть слов, которые я произношу. Так что можешь спорить сколько угодно, но это не изменит очевидных фактов. Однако должен заметить, что я говорю это всё потому, что признаю в тебе определённую остроту разума, которая позволит тебе удержаться от необдуманных действий и сохранить хладность ума, вместо того, чтобы хвататься за свой топор.

Дроган молча задул лучину и закрыл глаза. Это был слишком тяжёлый день, чтобы тратить его на споры с древним мертвецом, закончившим свой земной путь в виде говорящего светильника.

— Если не сложно — притуши свои огоньки. Я хотел бы выспаться перед завтрашним походом.

В ответ не раздалось ни слова, но сквозь смеженные веки Дроган заметил, что шатёр погрузился во тьму.

Дроган проснулся посреди ночи. Мгновение он лежал, прислушиваясь к ощущениям, и пытаясь понять, что его разбудило. Затем заметил, что остался один, если не считать Агариса, напоминавшего теперь обычный старый череп. Тихо выскользнув из спального мешка, он откинул полог и выглянул наружу.

Спина Бенгты удалялась по направлению к ближайшим деревьям. Выругавшись сквозь зубы, Дроган подался вперёд, когда услышал резкий хрипловатый голос.

— Эй, малая! Куда собралась?

Бенгта остановилась, и повернулась к Коли, сидевшему у тлеющих углей прогоревшего костра. Если девочка что-то и ответила, Дроган этого не услышал.

— По нужде, что ли? Совсем рехнулась? В таких диких местах поодиночке в кусты не ходят, если не хочешь, чтобы тебе задницу отхватили.

Бенгта неуверенно шагнула назад, обхватив себя руками.

— Да, конечно, — усмехнулся Коли. — Девочка, это не я тут злодей, уж можешь мне поверить. Я хоть и кажусь страшным, но тут есть, кого бояться и без меня. Так что давай, возвращайся обратно. Утром поссышь. Если невтерпёж, так хоть свою зверюгу прихвати с собой.

Словно поняв, что речь идёт о нём, Зверобой бесшумно выскользнул из теней за спиной Бенгты и встал рядом. Коли вздрогнул, но быстро овладел собой и шутливо поднял руки.

— А, ну тогда вопросов нет. Просто будьте осторожнее.