— Давай не будем вдаваться в подробности. Я твоя жена, а ты делишь с ней постель.

Пошевелившись в кресле, Мишель сморщился от боли.

— Я признаю свою вину, — сказал он, пристально глядя на Флик своими голубыми глазами. — Я мерзавец. Но я тебя люблю и просто прошу простить меня на этот раз, потому что я могу снова тебя не увидеть.

Этому было трудно противостоять. Сопоставив пять лет замужества и интрижку с молодой девицей, она уступила. Она сделала шаг вперед. Мишель обнял руками ее ноги и уткнулся лицом в ее изношенное платье. Она погладила его по волосам.

— Ну ладно, — сказала она. — Ладно.

— Я так жалею об этом, — сказал он. — Я чувствую себя ужасно. Ты самая замечательная женщина из всех, кого я знаю, и даже из тех, о ком я слышал. Обещаю — такое больше не повторится.

В этот момент в комнату вошли Жильберта с Клодом. Флик вздрогнула и выпустила голову Мишеля из своих объятий. И тут же решила, что ведет себя глупо. Ведь это ее муж, а не Жильберты, и почему вдруг она не может с ним обниматься, пусть даже в чужой комнате? — злилась на себя Флик.

Жильберта казалась шокированной, обнаружив, что ее любовник обнимается здесь со своей женой, но быстро пришла в себя, и на ее лице появилось холодное безразличие.

Клод, приятный молодой врач, с озабоченным видом вошел в комнату вслед за ней.

Подойдя к Клоду, Флик расцеловала его в обе щеки.

— Спасибо, что пришли, — сказала она. — Мы вам очень признательны.

Клод посмотрел на Мишеля.

— Как ты себя чувствуешь, старина?

— У меня пуля в заднице.

— Тогда мне придется ее вынуть. — Его беспокойство исчезло, он сразу превратился в энергичного профессионала. — Положите на кровать полотенца, — обращаясь к Флик, сказал он, — потом снимите с него брюки и положите лицом вниз. А я пока помою руки.

Жильберта положила на свою кровать старые журналы и накрыла их полотенцами, тогда как Флик помогла Мишелю подняться и доковылять до постели. Когда он лег, Флик не удержалась от размышлений о том, сколько раз он здесь уже лежал.

Клод вставил в рану металлический инструмент и принялся искать пулю. Мишель закричал от боли.

— Прости, дружище, — озабоченно сказал Клод.

Флик едва ли не с удовольствием смотрела, как мучается Мишель на той самой постели, где он раньше кричал от порочного удовольствия. Она надеялась, что комната Жильберты навсегда запомнится ей именно такой.

— Давай скорее покончим с этим, — сказал Мишель.

Мстительное настроение Флик быстро прошло, ей стало жалко Мишеля.

— Кусай. Это поможет, — сказала она, пододвинув к его лицу подушку.

Мишель взял подушку в рот.

Клод снова воспользовался своим инструментом и на сей раз вытащил пулю. Несколько секунд кровь текла рекой, но затем кровотечение уменьшилось, и Клод наложил повязку.

— Несколько дней сохраняй максимальную неподвижность, — рекомендовал он Мишелю. Это означало, что тот должен остаться в квартире Жильберты. Правда, в таком состоянии ему будет не до секса, с мрачным удовлетворением подумала Флик.

— Спасибо, Клод, — сказала она.

— Рад был помочь.

— У меня есть еще одна просьба.

Клод явно испугался.

— Какая?

— Без четверти двенадцать я должна встретить самолет. Мне нужно, чтобы вы отвезли меня в Шатель.

— Почему бы Жильберте вас не отвезти на той самой машине, на которой она ко мне приезжала?

— Из-за комендантского часа. Но с вами мы будем в безопасности, вы же врач.

— То есть со мной должны ехать еще два человека?

— Три. Нужно, чтобы Мишель тоже держал фонарик. — Для подобных дел это была неизменная практика: четыре человека из Сопротивления держали фонарики по углам гигантской буквы L, указывая направление ветра и место посадки. Четыре небольших фонарика на батарейках нужно было направить на самолет, чтобы пилот их увидел. Можно было просто установить их на земле, но это было не так надежно, а если бы пилот не увидел того, что ожидал, он мог бы заподозрить ловушку и не приземлиться. По возможности следовало задействовать в этом деле четырех человек.

— И как я объясню все это полиции? На неотложный вызов не ездят с тремя сопровождающими.

— Мы придумаем какую-нибудь историю.

— Это слишком опасно!

— В такое время это займет всего несколько минут.

— Мари-Жанна меня убьет. Она говорит, что я должен думать о детях.

— У вас же нет детей.

— Она беременна.

Флик кивнула. Теперь понятно, почему доктор стал таким боязливым.

Мишель перекатился на спину и сел на кровати.

— Клод, я тебя умоляю, это очень важно, — схватив Клода за руку, сказал он. — Ты ведь сделаешь это для меня?

Мишелю было трудно отказать. Клод вздохнул.

— Когда?

Флик взглянула на часы. Было около одиннадцати.

— Прямо сейчас.

Клод посмотрел на Мишеля.

— Его рана может опять открыться.

— Я знаю, — сказал Мишель. — Пусть кровоточит.

Деревня Шатель состояла из нескольких зданий, расположенных на перекрестке: три фермерских дома, дома работников и пекарня, обслуживавшая окружающие фермы и хутора. Флик стояла на коровьем выгоне в полутора километрах от перекрестка, держа в руке фонарик размером с пачку сигарет.

Под руководством пилотов 161-й эскадрильи она в свое время прошла недельную подготовку по наведению самолетов. Это место отвечало параметрам, которые ей дали. Длина поля составляла около километра — «лисандеру»[11]для взлета и посадки требовалось шестьсот метров. Почва под ногами была твердой и ровной — без ската. В лунном свете расположенный неподалеку пруд был хорошо виден с воздуха, являясь хорошим ориентиром для пилотов.

Мишель и Жильберта стояли по прямой линии с наветренной стороны от Флик и тоже держали фонарики, тогда как Клод стоял в нескольких метрах от Жильберты, создавая таким образом посадочные огни в виде перевернутой буквы L. В удаленной местности вместо электрических фонариков можно было использовать костры, но здесь, возле деревни, было слишком опасно оставлять на земле их предательские следы.

Эти четыре человека образовывали, как шутили оперативники, комитет по приему. У Флик это всегда проходило тихо и организованно, однако менее дисциплинированные группы иногда действительно превращали посадку в празднество, когда группы людей отпускали шутки и курили сигареты, а из соседних деревень сбегались зрители. Это было опасно. Если пилот подозревал, что гестапо устроило засаду, он должен был быстро отреагировать. Инструкции для комитетов по приему гласили, что любой, кто подойдет к самолету не с той стороны, может быть застрелен пилотом. В действительности этого никогда не случалось, но однажды бомбардировщик переехал одного из зрителей и задавил его насмерть.