После ужина все разошлись по своим спальням рано. Сильвия лежала на кровати в темноте, не в силах заснуть.

«Буду считать в уме звезды. Это лучше, чем считать овец», – подумала она, и в этот самый миг ночную тишину разрезал жуткий вопль. Кричали в комнате герцога, которая находилась прямо под спальней Сильвии. Девушка в ужасе вскинулась и в чем была вылетела в коридор. Краем глаза она заметила открывающиеся двери и высовывающиеся заспанные лица.

– Что происходит? – спросила Эдит.

– Это папа, – крикнула Сильвия.

Она сбежала по лестнице и помчалась по коридору к комнате герцога. У двери ее встретила герцогиня, бледная как мел и с выпученными от ужаса глазами.

– Я п-пришла пожелать с-спокойной ночи и ув-видела его на полу, – запинаясь, пролепетала она. – Он ни слова не говорит. Только смотрит прямо перед собой и молчит. Т-томпкинс поехал за доктором.

Сильвия бросилась к отцу. Мачеха поднять его на кровать не смогла, поэтому он сидел на полу, опираясь на комод. Кожа герцога приобрела голубоватый оттенок, дыхания почти не было слышно.

Сильвия, будто со стороны, услыхала, что она молится:

– Пожалуйста, Господи, не отнимай у меня папу!

Появились Эдит и Шарлотта. С помощью сестер Сильвии удалось переместить отца на кровать, она бережно накрыла его одеялом, и они стали ждать.

Спустя два часа доктор отвернулся от кровати герцога и с серьезным видом посмотрел на трех сестер и их мачеху.

– Нервный срыв, – сказал он. – Думаю, в последнее время он долго находился в состоянии умственного напряжения, и это не могло не сказаться на здоровье. У него слабое сердце. Ему нужен отдых. И главное: ему нельзя волноваться.

Эдит и Шарлотта бросили сердитые взгляды на Сильвию.

– Видишь, видишь! – выпалила Эдит. – Если бы ты приняла предложение графа три дня назад, этого бы не случилось! Папа не волновался бы так о деньгах!

Сильвия расплакалась.

– Тише, тише, – успокоила их герцогиня. – Ссориться из-за прошлого бессмысленно. Главное – это будущее.

– Это верно, – кивнул доктор, посмотрев на Сильвию. – Сейчас его разум ослаб, и он может не вынести сильного волнения.

Эдит, Шарлотта и герцогиня поджали губы. Сильвия посмотрела на них, потом на отца, недвижимого и мертвенно-бледного. Лишь она одна могла избавить отца от всех забот. Лишь она одна могла вернуть отцу силы и здоровье.

Когда она поняла это, ее судьба была решена.

Понурив голову, голосом таким тихим, что герцогиня с трудом расслышала ее слова, юная леди произнесла:

– Можете передать графу, что я принимаю его предложение, мама. Передайте, что я согласна стать его женой.

Пока герцогиня счастливо прижимала к груди руки, а сестры обнимались от радости, Сильвия тихо вышла из комнаты.

Бледное солнце пыталось сиять над головой Сильвии, ехавшей по ведущей к замку Белэм дороге. Стояла почти полная тишина. Слышно было только стук капель дождя по листьям да чавкающие звуки, когда ее лошадь вытаскивала копыта из раскисшей земли.

В то утро после затяжной непогоды небо наконец прояснилось. Это и подвигло Сильвию проводить карету сестер до ворот. Там она с ними попрощалась. Теперь, когда они, как им казалось, добились своего, когда сестра согласилась выйти за «этого милого молодого человека, графа», Эдит и Шарлотта пребывали в великолепном настроении. Сестры весело разговаривали с будущей невестой и напрашивались стать подружками на свадьбе.

– Тебе обязательно нужно приехать в Лондон, чтобы сшить платье, – посоветовала ей Эдит.

– И мы настаиваем, чтобы ты стала крестной наших малышей! – добавила Шарлотта.

– Жаль, конечно, что у тебя не было своего бала, – вздохнула Эдит.

– Но, раз уж ты все равно выходишь замуж, без него можно и обойтись, – заметила Шарлотта и бросила теплый взгляд на Эдит.

Они не могли не заметить, что Сильвия почти все время молчала и почти не поднимала головы, что немного тревожило их, и они пытались ободрить ее. В конце концов, они ведь тоже выходили замуж не по любви. Они выходили замуж ради того, чтобы чувствовать какую-то уверенность, и теперь живут со своими мужьями счастливо и в согласии. Конечно, если уж совсем откровенно, то Эдит чувствовала себя совсем счастливой, когда ее супруг уезжал за границу решать дипломатические и деловые вопросы, а Шарлотта вовсе не возражала, когда ее супруг проводил ночь в клубе, но ведь ничто не совершенно.

Сильвия слушала молча.

Последние три дня прошли как в тумане. Графу сообщили о ее решении, но Сильвия пока отказывалась с ним встречаться. Герцогине пришлось извиняться и говорить, что ее падчерица слишком опечалена болезнью отца и не хочет никого видеть. Граф с поклоном ответил ей, что дождется, когда его невеста сама его позовет, но и упомянул о своем желании устроить свадьбу как можно скорее. Ее светлость возразила. Она рисовала себе пышную деревенскую свадьбу, а на планирование такого грандиозного мероприятия требуется время.

В конце концов сошлись на том, что свадьба состоится в конце июня. Для мачехи Сильвии это обернулось радостными хлопотами. Она велела прислать из Лондона свое свадебное платье, которое хранилось в сундуке. Герцогиня была уверена, что это прекрасное украшенное бисером атласное платье можно перешить и сделать фасон более модным. Ее светлость принялась составлять списки подарков, гостей и деликатесов.

Однако, как мачеха и сестры ни старались, Сильвия не проявляла ни малейшего интереса к предстоящей свадьбе. Она смотрела на ткань для вуали и выкройки для платья с таким же безучастным видом, с каким слушала идеи проведения праздничного пира. «Пусть мама решает», – сказала она. Ей было все равно.

С отцом девушка как будто оживала. Когда однажды она села рядом с герцогом, а он взял ее за руку и спросил, счастлива ли она, Сильвия с готовностью кивнула:

– Да, папа!

– Хорошо, хорошо, – сказал герцог, закрывая глаза. – Он богатый человек. Ты ни в чем не будешь нуждаться.

Пока отец засыпал, она всматривалась в его лицо. Прорезавшие его лоб морщины разглаживались, щеки немного порозовели.

Ее жертва не была напрасной.

Эта мысль согревала ее, когда она помахала на прощание сестрам и, развернув лошадь, направилась домой.

Сильвия проехала аллею, и ее взору открылся замок Белэм с его пронзающими небо шпилями. Наездница остановила Колумбину и несколько секунд вдыхала наполненный запахом мокрой травы воздух.

Девушка попыталась представить, как она будет жить в этом замке с графом. Наверняка они займут большую спальню, в которой когда-то жили ее родители, когда еще была жива мать.

От этой мысли ее передернуло.

Замок, который она так любила, вдруг показался ей пустым и неприветливым. Говорили, что надвигается буря, но небо, хоть и налилось серой краской, было гладким, как грифельная доска. Зловещих туч не наблюдалось.