он наложит на себя руки. На обратном пути он пойдет на Генри-Хадсон-парквей и бросится под колеса грузовика.

Звенит звонок: уроки кончились. Отпущенная на каникулы молодежь устремляется в коридор. Джоэль идет к кабинету директора, почти не касаясь ногами пола, как во сне. Это не важно, ничто больше не имеет значения, он уже умер. Шесть миллионов европейских евреев погибли в Холокосте; кому какое дело до судьбы еврейского мальчишки, раздавленного грузовиком на западе Бронкса? Никто о нем даже не услышит. Тай, тай, свеча…[5]

Дрожащий, высокий, но согбенный до несуществования, он подходит к массивному дубовому столу, на котором лежат толстые разноцветные папки. Видит свой титульный лист, свои сто девятнадцать страниц безупречной стопочкой, — его сочинение лежит голое под самой лампой. Все на виду. Они здесь, неопровержимые доказательства его бесчестности, его грабежа, его плагиата. Директор, высокий седовласый мужчина, закрывает дверь и поворачивается к нему с широкой улыбкой. («Но, — думает Джоэль, — Червонная Королева тоже улыбалась, отдавая приказ отрубить Алисе голову».)

— Садитесь, мистер Рабенштейн, прошу вас, — говорит мистер Уоллес. — Послушайте, молодой человек. Я хочу вам сказать, что сегодня для меня историческая дата. Я прочел вашу работу вчера и буквально не мог оторваться. Я никогда не встречал ничего подобного — поверьте мне, я в профессии очень давно. Никогда ни один ученик этой школы не писал столь блестящей дипломной работы. Я сам защитил докторскую диссертацию в Оксфорде по истории и антропологии, и ваши рассуждения меня очень заинтересовали. Ну вот, сынок, я просто хотел вас поздравить. Вы далеко пойдете, я в этом уверен. Если вдруг вы захотите записаться осенью на семинар имени Франца Боаса в Колумбийском университете, я буду счастлив дать вам рекомендательное письмо.

Монаднок, 1969

В марте Петула говорит Лили-Роуз, что познакомилась с двумя молодыми людьми, у которых есть домик близ горы Монаднок, в часе езды на машине от Нашуа. Они пригласили ее провести у них уик-энд.

— Когда я спросила, можно ли взять с собой подругу, — добавляет она, — у них загорелись глаза.

— Сколько им лет?

— Года двадцать два-двадцать три.

— Где ты с ними познакомилась?

— О… Однажды я возвращалась от тебя на велосипеде, они остановились рядом со мной на светофоре и пригласили меня выпить в пабе.

— Нет… Ты пошла в паб с двумя совершенными незнакомцами?

— Я разве сказала, что они совершенные?

Лили-Роуз визжит от смеха, в упоении от смелости Петулы и от мысли об опасности. Но она знает: нечего и думать солгать родителям, что она проведет уик-энд у подруги; никогда они не позволят ей пропустить воскресную службу. Придется уговорить группу съездить туда и обратно в субботу. Даже чтобы получить разрешение отлучиться на целый день, ей придется нагородить горы лжи.

В назначенную субботу девочки приходят в «Пышки Данкина» в десять часов. Тощие, томные, под хмельком, Хэл и Дуг уже ждут их на табуретах у стойки. Машина парней, ржавый черный пикап, припаркована рядом. Хэл садится за руль. Не спросив Лили-Роуз, Петула усаживается на переднее сиденье рядом с ним. Лили-Роуз ничего не остается, как сесть назад с Дугом. В машине накурено, пахнет бензином и ногами. Стиснув колени, Лили-Роуз не сводит глаз с рук Хэла, держащих руль.

— Вы любите пиво, девочки? — спрашивает Дуг.

— Еще как! — восклицают Петула и Лили-Роуз в один голос и хором смеются.

Дуг открывает две бутылки и передает одну Петуле, а другую Лили-Роуз. С первого глотка алкоголь ударяет ей в голову. Как у кузины Лолы в Бостоне, она чувствует, что проваливается между частыми и надежными петлями действительности и скоро окажется на стороне подонков ткани общества, там, где поверхности коварны и непредсказуемы, там, где все может случиться.

— Курева у нас хватит? — спрашивает Хэл.

— Угу, я захватил целый блок.

Наклонившись к Лили-Роуз, Дуг запечатлевает мокрый поцелуй на ее шее. Его рука ныряет ей под юбку и скользит вверх по бедру. На этот раз ее тело не обращается в камень, просто фиксирует факт.

— А жратва? — спрашивает Петула. — Нам будет что пожрать, когда мы наконец приедем в этот ваш домик?

— Это вас съедят живьем, вы еще не усекли? — говорит Дуг.

Все четверо хохочут так, что дрожат стекла в машине.

— Не переживай, — говорит Хэл. — Мы захватили по дороге большую упаковку жареной курицы. Проголодаемся — разогреем.

Ляжки Лили-Роуз сжимают руку Дага, вроде бы здороваются, но в то же время не дают ей подняться выше. Она спрашивает себя, хочется ли ей, чтобы что-то произошло, надо ли тревожиться, но пиво растворяет вопросы вместе с ответами. Кстати, ее внутренний бог что-то притих. Она знает, что он вновь набросится на нее, как только она останется одна, но пока его молчание успокаивает.

«Это просто однодневная экскурсия, — думает она. — Я — day tripper, как поют „Битлз“».

Она совсем не замечает пейзажей, которые они проезжают.

Наконец под шинами хрустит гравий: затормозив, пикап паркуется у пыльного бревенчатого дома. Лили-Роуз видит, как ее рука тянется к ручке дверцы, как ее тело поворачивается, чтобы выйти из машины. Странное дело, ее глаза и мозг отказываются фиксировать детали происходящего; ее восприятие мира расплывчато. Неужели пол бутылки пива так на нее подействовали?

Первым делом она закрывается в ванной и достает из сумки бюстгальтер пуш-ап из черных кружев. Ей требуется добрых пять минут, чтобы застегнуть дрожащими руками все крючки и петельки. Из соседней комнаты слышен смех, и ей приходится сделать огромное усилие, чтобы убедить себя, что смеются не над ней.

Все начинается, как только они растопили дровяную печь. Затвердевшие суставы, затвердевшие губы. Жесткая щетина, дыхание, воняющее пивом. Мужские руки, бесцеремонно прижимающие их к сосновым стенам. Их тискают. Их лапают. Брань. Сигаретный дым, перетекающий из ртов мужчин во рты девушек. Твердые колени между мягкими ляжками. Лили-Роуз не успевает уследить. Потом Хэл и Петула поднимаются на второй этаж, и она остается вдвоем с Дутом в другой комнате. Двери закрыты, но до них продолжают доноситься мужское урчание и женский визг: ясно, что Петула теряет невинность. Говорят еще потерять вишенку, вспоминает Лили-Роуз, и в голове всплывает глупая шутка про девушку, которая была так худа, что, когда она глотала вишенку, восемь мужчин покидали город.

Ей бы так хотелось, чтобы Дуг с ней поговорил! Чтобы прошептал ее имя… Но он только прижимает ее к себе, шумно дыша. Она отворачивает лицо от кислого запаха пива. Он начинает расстегивать пряжку ремня.

— С ума сойти, что ты на целое десятилетие старше меня, правда? —