коллекцию картин и фарфора, о которой, озираясь даже у себя дома, шептались соседки? Короче, Витьку надо было надёжно спрятать. И лучшего места, чем Зареченск, не было.

Но тут уже зачудил Жорка, заявивший, что без брата ему никак. Витька, наглухо замолчавший, пытался кое-как объясниться с младшим, но всё безрезультатно: Жора был безутешен и решительно заявил, что расскажет матери о причине драки. «Ах ты, Кувшиное Рыло!» – только и сказал Яктык, ошалевший от такого наглого шантажа. Но делать было нечего – Витька понимал, что брат пойдёт на любую крайность, а знать матери о тайной беде Лизочки Симоновой было ни к чему.

Так и получилось, что Зинаида уложила чуть не подравшихся сыновей спать, а сама всю бессонную ночь, неумело прикуривая папиросы, просидела с соседкой на кухоньке коммуналки. Рано утром она собрала два коричневых чемоданчика, связала один большой узел с тёплыми вещами, разбудила сыновей, подзатыльниками ускорила их сборы, предотвратила очередные толкания возле уборной, одела, покормила, села «на дорожку», разглядывая их, словно впервые видела. Она узнавала в них мужнины черты, упрямые «филипповские» лбы, длинные чёлки, зачёсанные назад, серые, пушистые глаза, и невольно залюбовалась, не подавая вида. Поймав себя на непозволительной слабости, Зина прикрутила затеплившийся фитилёк бабьей души, снова сжала губы, решительно встала, чуть было не перекрестилась, но вовремя одёрнула себя – мало ли что – и повела их за собой, стараясь не разбудить спавшую коммуналку. Филипповы тихо вышли на гулкую лестницу. Мальчишки непроницаемо молчали, дерматиновая дверь последний раз дохнула на них детством, словно благословляя, и глухо затворилась.

Мать и сыновья вышли на улицу, отсыревшую после сентябрьского дождя, молча и неспешно постукивая каблуками, вышли на Рубинштейна и пошли к вокзалу. Путь был неблизкий. Потом они целый день добирались до Зареченска и, уже основательно измотанные, прибыли в городок часам к трём пополудни. Зинаида расплатилась с водилой попутки, что-то буркнула в ответ на его попытку сделать комплимент, как назойливую муху, отогнала напрасную мысль и повела сыновей, осторожно спрашивая у прохожих нужный адрес. Наконец они нашли Речную улицу и стали считать деревянные двухэтажные дома, с виду одинаковые, разнившиеся только цветом наличников и крылечек. Весь Зареченск был застроен сотнями таких вот деревянных двухэтажек на восемь квартир. Это и была главная работа Толи, не считая отремонтированного госпиталя, нового райкома, заводских цехов, нескольких больниц, школ, контор, складов, лодочной станции, рыбацких пакгаузов, рыбного цеха, десятков магазинов, двух бань, почты, отделения милиции, Дома культуры, танцплощадки, ресторана, четырёх пивных, одной рюмочной и бесконечного количества сараев и сортиров.

Оставив ребят сидеть на лавочке возле Толиного дома, Зинаида поднялась на второй этаж. Ребята слушали, как под её усталыми ногами пела деревянная лестница, и всё так же молчали. Скрипнула дверь. Вдруг над их головами раскрылось окно и высунулась мальчишечья белобрысая голова, тут же спряталась. Дверь наверху опять стукнула, вниз загремели быстрые, уверенные шаги, и из подъезда выбежал Толя. Он остановился, давая глазам привыкнуть к свету. Племянники сидели на лавочке в одинаковых костюмчиках, на одинаково подстриженных головах чуть наискось были надеты похожие кепки, оба смотрели подчёркнуто безразлично, испытующе, и светили одинаково разными «филипповскими» ушами – правое прижато, левое оттопырено.

– Ну что, орлы, привет!

– Здра. Здрась. Те.

«Форсят, – улыбнулся про себя Толя. – Городские, питерские, как же».

– Так. Берите чемоданы. Пошли домой. Будете здесь жить.

Витя и Жорка на секунду забыли свою независимость и «взрослость». На Толю распахнулись серо-голубые детские глаза. Мальчишки до последнего времени надеялись, что каким-то случаем, чудом, обстоятельством, как-то неведомо, но что-то так решится, что не придётся оставаться в этой глуши, под этим рваным небом, так далеко от мамы. Они бы в жизни не признались, что им страшно расставаться с мамой, которая умудрилась выходить их в блокадном Ленинграде. Да и, честно говоря, они ещё по-детски не знали всю цену самому факту своей жизни. А вот Толя очень хорошо знал и поэтому всегда помогал младшей сестре.

– Ну? Что разглядываете? Я не картина. Давайте, орлы. Летите наверх, там рыба пожарена, ешьте вволю. А мне кой-куда сходить надо.

Услышав про обед, ребята поднялись гораздо быстрее. Тёмный провал двери проглотил две фигурки, скособоченные под тяжестью потёртых чемоданов. Деревянная лестница в первый раз почувствовала их шаги и тут же ворчливо заскрипела, присваивая ногам каждого свою неповторимо скрипучую мелодию.

Толя, загоревшись необходимостью и возможностью помочь, сделать мужскую работу, шёл по шуршащим улицам, засыпанным по-фински – мелкой гранитной щебёнкой, – и прикидывал, как быстрее всё организовать. Он зашёл к Мирону Степановичу, степенному и самому уважаемому плотнику своей бригады, потом к Зиновию – ещё одному старому плотнику, известному рукодельнику. К шести часам вечера воскресенья в сентябре 1947 года в городе Зареченске Ленинградской области Советского Союза шесть взрослых мужиков забросили семейные дела и включились в общее дело помощи своему бригадиру.

А всё из-за слёз прекрасной шестиклассницы Елизаветы Андреевны Симоновой.

И так бывает.

…Выплакавшаяся за ночь Зинаида проснулась рано-рано, вышла на кухню. Толя стоял возле окна и курил в открытую форточку. Александра разрывала старую простыню и готовила куски белой материи. Зина подошла посмотреть, что творится, может, чем помочь. Похоже, что брат с женой не спали. Густой рыбный запах защекотал горло. На столе стояли два больших ведра, доверху наполненные только что засоленной ладожской сёмгой. Зина, онемев, смотрела, как Саша аккуратно завязывает верх вёдер, потом закрывает их мешковиной. Зина шагнула назад, упёрлась спиной в стену и соскользнула вниз, сев прямо на пол. Её горло схватила судорога.

– Вот так-то, сестрёнка, – Толя улыбался. – Не бойсь. Прорвёмся.

К вечеру Зинаида удачно добралась до Ленинграда, а как уж она решала все вопросы со строгой директрисой, как были оформлены все документы на Витьку и Жорку – о том толком ничего не известно до сих пор. Но всё обошлось благополучно и через несколько недель забылось.

Уместно добавить, что директриса, принимая гостей за новогодним столом, на котором оранжево ослепляли глаза бутерброды с красной рыбой, скромно не опровергала комплименты о своих высоких связях. А уж в этом никто из её хорошо воспитанных, интеллигентных и высококультурных гостей и не думал сомневаться.

Всё было чудесно.

5

На следующий день после «чудесного спасения Алёшки на водах» к Филипповым нагрянули давно ожидавшиеся гости – далёкая родня Александры. То ли с датами в телеграммах было напутано, то ли гости меньше задержались в Ленинграде, но приехали они не в воскресенье, а днём субботы. Охи, ахи, поцелуи, шум. В маленькой квартирке стало сразу тесно. В дальнюю комнату, куда