– Вы хотели бы осмотреть нашу экспозицию? – прозвучал вопрос откуда-то сбоку.

Лобов и его команда разом повернулись в ту сторону, откуда прозвучал вопрос. Его задала миловидная, смущенно улыбающаяся женщина средних лет, неслышно появившаяся в холле из одной из боковых дверей, только теперь увиденных Лобовым и его спутниками.

– Экспозицию? Нет, не хо… – начал было Валентин, но его тут же перебил Лобов:

– Конечно же хотим. Именно за этим мы сюда и явились.

– Самостоятельный осмотр экспозиции у нас – бесплатно, а с экскурсоводом сто двадцать рублей для взрослых, для школьников – десять рублей, а для студентов – сорок.

– У нас нет ни школьников, ни студентов, – уверенно заявила Вера.

– Как это нет? – возмутился Валентин, доставая из заднего кармана джинсов студенческий билет.

– Ах, простите, – съязвила Вера, – я и забыла, что вы у нас – вечный студент.

Лобов извлек из кармана пятисотрублевку и протянул женщине.

– Сейчас я принесу вам билеты и сдачу, – сказала она, собравшись вновь исчезнуть за одной из дверей. При виде лобовской пятисотки она стала выглядеть еще более смущенной.

– Да постойте же, – остановил ее Лобов. – Потом сдачу, потом билеты… – Неизвестно отчего, но Лобов тоже смутился, внезапно ни с того ни с сего впав в легкое косноязычие.

Мимолетное лобовское смущение под прямым взглядом больших серых глаз этой простодушной провинциалки не могло укрыться от Веры, и она, дабы не дать усугубиться этому пагубному обоюдному смущению, тут же взяла инициативу на себя, выступив вперед и прикрыв собой Лобова.

– Здравствуйте! Как вас величать? Меня звать Вера. – Она протянула незнакомке руку для рукопожатия.

Та, еще больше смущаясь, неумело пожала протянутую ей руку.

– Ой, знаете, лучше я вовсе не буду брать с вас денег! – И она попыталась вернуть Вере лобовские пятьсот рублей. – Меня зовут Анастасия Федоровна. Это несправедливо – брать с вас деньги за осмотр экспозиции. Ведь вы могли бы осмотреть ее самостоятельно и бесплатно. Но у нас уже уволили смотрительниц залов, и пустить вас туда без сопровождения я не имею права. Извините, правила… Наш музей закрывают уже на следующей неделе. Так что я проведу экскурсию бесплатно: ведь вы, похоже, наши последние посетители.

– Кто же посмел закрыть такой замечательный музей? – с возмущением поинтересовался Валентин. Он, еще не увидев экспозиции, был уже твердо уверен, что музей действительно совершенно замечательный, ибо только замечательный музей может располагаться в таком замечательном доме и иметь своим сотрудником такую замечательную женщину, как Анастасия Федоровна.

– Давайте же приступим к осмотру экспозиции, – строго потребовала Вера, почувствовав, что и Валентин уже подпал под обаяние серых глаз.

Анастасия Федоровна, так и продолжая комкать в руке злополучную купюру, проследовала вверх по широкой лестнице. Следом за ней гуськом потянулись Валентин и Лобов. Замыкала процессию с некоторым отставанием Вера.

Экспозиция занимала собой весь второй этаж, состоящий из двух больших залов и восьми небольших комнат. Один из залов был отведен под небольшую картинную галерею из трех десятков полотен.

– Это… Это ведь Лентулов? – не веря своим глазам, воскликнул Валентин, обращаясь к еще не успевшей ничего сказать Анастасии Федоровне. – А это… Мама дорогая! Шагал!

– Да. И Лентулов, и Шагал… – подтвердила она. – У нас…

– Послушайте, – перебил ее Валентин, – такие сокровища – и без всякой охраны…

– Почему ж без охраны? – возразила она. – У нас на дверях и на окнах сигнализация имеется. – И указала рукой на допотопные датчики, наклеенные на стекла. – Это все наследие семьи купцов и промышленников Стрельниковых. Сейчас мы с вами находимся в особняке, построенном в тысяча девятьсот восьмом году последним представителем этого рода, жившим в нашем городе, Артемием Ивановичем Стрельниковым. После большевистского переворота он бежал за границу, по слухам в Китай, и канул там в неизвестности. Во всяком случае, до сих пор никто из стрельниковских потомков не объявился и никаких материальных исков музею не предъявлял.

Дальше последовал рассказ о селе Ореховском, впервые упомянутом в официальных документах в эпоху Петра I, из которого впоследствии и вырос славный город Ореховск. Ореховское всегда славилось своими ткачами. Земля здесь была бедная, нормально родила через три года на четвертый. Вот крестьяне и вынуждены были заниматься еще и ткаческим ремеслом. После отмены крепостного права в Ореховском появились Стрельниковы. Они-то и построили здесь ткацкую фабрику. В следующем зале посетителям был продемонстрирован ткацкий станок, и Анастасия Федоровна сообщила, что в таком виде этот шедевр инженерной мысли Средневековья просуществовал века с пятнадцатого до самой отмены крепостного права. Лобов, тут же заинтересовавшись этим сообщением, потребовал уточнить:

– А этот вот конкретный экземпляр, он какого века?

– Ну что вы… Это реконструкция, – развеяла лобовские надежды Анастасия Федоровна. – В семидесятые годы прошлого века фабричные умельцы изготовили его специально для музея.

Экспозиция Ореховского краеведческого музея оставляла у посетителей странное чувство. С одной стороны – шедевры русского изобразительного искусства, имеющие ныне, наверное, умопомрачительную рыночную стоимость. С другой – полнейшее отсутствие каких-либо экспонатов старше сороковых – пятидесятых годов двадцатого века.

– Все очень просто, – объяснила сие странное обстоятельство Анастасия Федоровна. – Музей был создан в тысяча девятьсот семьдесят пятом году, к пятидесятилетнему юбилею Ореховска, ведь до двадцать пятого года Ореховское числилось селом. Созданию музея весьма поспособствовал первый секретарь Калужского обкома Иван Ильич Верховцев. Он был уроженцем и большим патриотом нашего города. Он же похлопотал и о передаче нам бывших стрельниковских картин из Калужского областного музея изобразительных искусств. А все остальные экспонаты сотрудники музея уж сами собирали здесь, в городе. Сами понимаете, немногое осталось у людей. Гражданская война, коллективизация, голод, потом снова война, снова голод… Вот и создается впечатление, что история города началась в сороковые.

– Похоже, что так у нас не только с историей города Ореховска дела обстоят, – мрачно заметил Лобов.

– Вполне возможно, – охотно согласилась Анастасия Федоровна. – Я-то пришла в музей в девяносто первом, как раз перед реформой, и всю свою трудовую деятельность провела в этих стенах. И в мои годы уже не стоял вопрос расширения и обогащения экспозиции. Старались сберечь хотя бы то, что есть. И к сожалению, наступил момент, когда все наши старания оказались напрасны.

– В чем дело? – удивился Лобов.

– Я же вам говорила уже – наш музей закрывают, вернее, он переезжает, а здание наше передают районному филиалу организации под названием «Облагрохолдинг».

– А что же будет с экспозицией? – поинтересовался Валентин.