– Ох, Александр. Мой дорогой Александр… – Он отстранился. – Ваши чувства ко мне я распознал задолго до вашего признания. Так почему же после всего, что вы услышали и увидели от меня, вы никак не распознаете и моих чувств?

Александр чувствовал себя оглушенным. На одно радостное мгновение сердце загорелось надеждой, и он застыл в нестерпимом ожидании продолжения. Но нет же. Вероятно, он не так воспринял слова Каспара. Речь о других чувствах: привязанности, дружбе. Никак не о любви. После всех пережитых несчастий Александр больше не верил, что жизнь ему еще хоть раз улыбнется. И уж тем более представить не мог, чтобы она взамен всех мук подарила ему самое желанное.

Каспар молчал, надеясь, что правильно донес мысль. Груз любовного бремени, носимого им так долго, наконец был сброшен. В порыве радости он загорелся желанием поцеловать Александра. Но что-то было не так. В полузакрытых печальных глазах короля отражались сомнение, недоверие и разочарование.

– Мне приятно, что ты привязан ко мне. Все-таки десять лет службы.

Каспар покачал головой. Восприятие короля ошеломило его. Он недооценил его самокритичность, за месяцы после «похорон» возросшую в разы. Слова настоящего признания застыли на языке, и вот, когда он только собирался их отпустить, его остановила мысль: «Может, оно и к лучшему?»

– Думаю, мне пора, – продолжил Александр безжизненным голосом, в то время как глаза его поблескивали от подступающих слез.

– Я пойду с вами.

– Нет, ты уедешь.

– Вы не заставите меня. Даже если будете отпираться, я все равно пойду за вами. Почему же вы никак не поймете, что я не могу бросить вас? Я не успокоюсь, пока…

– Отвали от меня, в конце концов! – крикнул Александр и тут же отвернулся, чувствуя, как жжет глаза. Он глубоко вздохнул, выдержал пару секунд, пока слезы не высохли, принял решительный вид, развернулся и процедил сквозь зубы: – Ты надоел мне со своей опекой! Я больше не ребенок, и ты мне больше не нужен. Твое поведение пугает меня. Ты похож… Ты похож… – Через силу приняв яростный вид, чувствуя, как слезы подступают к глазам, готовые вот-вот скатиться по щеке, он крикнул: – Ты похож на мою няню!

После он сразу развернулся и уверенно зашагал к кафе, у которого с тремя стаканчиками уже остывающего кофе стояла растерянная Робин.

– Это ты позвала его сюда?

– Да… – Она опустила голову.

– Зачем?!

Робин вздрогнула от его крика так, что едва не опрокинула на себя кофе. Она сжала губы и опустила плечи, став похожа на напуганного ребенка, готового разреветься не то что от крика – от любого порицания с укоризненными нотками. Пыл короля растворился. В одну секунду он осознал каждое произнесенное им ужасное слово, дико желая развернуться к Каспару, чтобы узнать, как тот смотрит на него, что читается в его глазах и стои́т ли он там вообще. Мучительный груз вины залил его тело свинцом, и он так и не нашел в себе смелости сделать это.

– Мы уходим, – холодно произнес Александр, бросил на кофе презрительный взгляд, резко выхватил подстаканник, нагруженный напитками, бросил его на землю, уложенную серой плиткой, и яростно зашагал вдоль реки.

Робин последовала за ним не сразу, а когда все-таки набралась решимости, шла позади как можно тише. Напоследок она оглянулась на Шульца. Вдалеке его оттененное светом уличного фонаря лицо оставалось для нее непроницаемым, и она не видела боль, высеченную на нем.

Каспар не мог узнать короля, как и найти хоть одно объяснение его поведению. В душе он надеялся, что за вздорными поступками и криками все еще скрывается, свернувшись калачиком, Александр, которого он знал десять лет. Конечно, Каспар вспоминал, как и сам менялся в тяжелые времена, но никогда не задумывался, какие смешанные чувства испытывали близкие, принимая его новый душевный облик. Впрочем, время отдалило тех людей, и Каспар теперь, после ссоры с Александром оставшись один в огромном Лондоне, вдруг осознал, насколько он одинок. Город для него опустел, радостей не осталось, как и смысла находиться в нем дальше. Детей его здесь больше нет, любимый человек в нем не нуждается, но что-то не давало ему уехать. Что-то было не так. Как бы ни пытался Александр задеть его, прибегая к самым гнусным способам, чем больше он изрыгал ругательства, тем больше Каспару казалось, что тот вовсе не хочет оставаться без него. Александр все еще любил его и пытался прогнать, потому что… боялся?

Лишь один человек предположительно мог знать, что происходит с королем на самом деле, и поделиться своими мыслями. Дирк Марголис. Ему Каспар и позвонил.

– Слушаю, мой дорогой друг! – Голос богатейшего человека на земле, как и всегда, источал задор.

– Здравствуйте, Дирк! – Каспар замялся и спрятал свободную руку в карман пальто. – Возможно, я звоню поздно…

– Все хорошо. Вероятно, вы звоните из-за надвигающейся войны. Хотите узнать мое мнение?

– Не совсем.

– Вас беспокоит Александр? – В голосе Марголиса засквозили игривые нотки.

– Как вы поняли?

– Я почти уверен, что вы пытались с ним поговорить, но он вам ничего толком не объяснил.

– Вы знали, что он собирается делать?

– Конечно!

– Тогда почему не помешали?

– Я не хотел мешать юному дарованию в его военном начинании.

Каспар раздраженно цокнул языком и ответил:

– Я знаю, что в войне замешана Делинда. Более того, это ведь она всем руководит, подло используя брата?

«Хотя чему я удивляюсь?»

Раздался насмешливый заливной хохот. Каспару показалось, что Дирк слегка пьян. Он услышал приглушенные женские голоса и стук, словно от резко поставленного на стол стакана. Дирк замолчал, а затем сказал, понизив голос на несколько тонов:

– Тогда, полагаю, вы знаете и о том, почему Александр стал ее подельником.

– По правде говоря, затем я вам и позвонил. Вы знаете обо всем важном, что происходит в мире. И должны знать, в чем же причина.

– Ох, не льстите мне, дорогой друг. Но вы, конечно, правы. Я знаю причину и удивлен, что ее не знаете вы.

И вновь смех. Каспар был готов слушать его столько, сколько понадобится, если после услышит правду. За несколько дней знакомства с Дирком он уже прознал, что этого человека настолько утомили прелести богатой жизни, что он пытается извлечь интерес из всего, что к ней не относится. Частью особого наслаждения для него оставалось и всезнание, которым он нередко пользовался и хвастал. Человеческое неведение было одним из немногих явлений, что забавляли его. И, конечно же, он любил предыстории:

– Когда я впервые заметил, как он смотрит на вас в бассейне, сильно удивился. Чтобы монарх так пристально и заинтересованно смотрел на своего телохранителя… Мне этот взгляд знаком. Он ведь буквально раздевал вас взглядом, разве вы не заметили? Он вас желал. Я даже позавидовал вам, а происходит такое крайне редко, ведь у меня есть все, кроме, признаться, людей, искренне любящих меня, а не мои набитые деньгами карманы. Думал, стоит вам оказаться в номере, он набросится на вас. И я был уверен, что вы бы не отказали ему в таком удовольствии…