в черные леггинсы и большую серую толстовку под своей огромной джинсовой курткой, готовая встретить Мандэй за похоронным бюро из любопытства. Я снова подогрела его недопитый чай и поставила его на боковой столик для него на случай, если он проснется. На том же столе мое внимание привлекла моя черно-белая беспристрастная фотография. Это было в сегодняшнем утреннем выпуске «Дейли Холлоу». В моей груди образовался рубец, и я наклонила голову, чтобы прочитать заголовки.

ФЭЛЛОН 'ЛУННОЕ ДИТЯ' МОРГАН

ВОЗВРАЩАЕТСЯ В ВОЮЩУЮ ЛОЩИНУ ЧЕРЕЗ ДВАДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ ГОДА, ВОЗМОЖНО, ХРАНИТ СЕКРЕТЫ.

Автор статьи: Майло Эндрюс

— Ты, должно быть, издеваешься надо мной.

Майло? Я подняла небрежно сложенную газету, свернула ее, засунула сзади в леггинсы и накрыл дедушку шерстяным одеялом, прежде чем отправиться в гараж.

Дома в восточной части города были красивыми, традиционными прибрежными домами, все в оттенках кораллов, зелени морской пены и синего цвета дедушкиной яичной скорлупы. Кроме как в конце улицы и на вершине самой высокой точки утеса. Именно там стоял разрушающийся особняк, заброшенный, черный дом, измученный природой и ветхий, со сломанными ставнями, разросшимся кустарником и виноградными лозами, ползущими по похожей на кость структуре, как ядовитые вены.

Я объехала кольцевую развязку площади со скоростью десять миль в час, пока горожане совершали набеги на тротуары под полированным полумесяцем. В этот час все магазины были открыты. Свечи мерцали в фонарях за стеклянными витринами магазинов, а тыквы-фонари улыбались с перил беседки. Жители пили из серебряных кубков, а маленькие девочки в колониальных платьях с лентами в волосах резвились под жуткие мелодии, льющиеся из динамиков, установленных под карнизом беседки, в центре всего этого.

Люди смеялись и общались, как будто это был не обычный вечер среды.

Майло сидел на скамейке рядом с девушкой. Она водила своими длинными пальцами вверх и вниз по его ключице под растянутой рубашкой и казалась моложе, лет восемнадцати, может быть, с темно-каштановыми волосами.

Увидев его, я снова почувствовала комок в груди, напомнивший мне о заголовке газеты, спрятанном у меня за спиной, на талии. Мне пришлось противостоять ему, и, имея в запасе десять минут, я развернула скутер и не останавливалась, пока колесо не отскочило от бордюра перед беседкой. Группа подвыпивших подростков отскочила назад, как будто я собиралась их переехать, и я пинком освободила стойку.

— Майло! — крикнула я, сжимая газету в кулаке. — Что это, черт возьми, такое? Мой гнев вспыхнул.

У моего отца его никогда не было, и я винила в своих перепадах настроения мать, которую никогда не знала. Или луну. — Ты в фазе с луной, дитя, — слова Мариетты всплыли у меня в голове.

В любом случае, комок превратился в тыкву и упал мне в желудок, зная, что эти люди, возможно, уже вынесли обо мне свое суждение.

Горожане наблюдали, как я прошла через лужайку, окружающую беседку, направляясь прямо к Майло, который поднялся со спины и оттолкнул руки девушки. Я остановилась у их ног и потрясла газетой перед собой, пока она не легла плашмя у меня в руке.

— Единственный потомок Тобиаса Моргана возвращается, но что это значит для Воющей Лощины…

Я зачитала, затем сверкнула глазами, бросив на него угрожающий взгляд. Майло снял шляпу газетчика и запустил руку в свои пушистые кудри, плотно сжав губы. Итак, я продолжила:

— Есть одна вещь, в которой я уверен — никто не так невинен, как кажется.

— Это факт, — отметила девушка рядом с Майло, и мой властный взгляд переместился на нее.

— Что?

Ее деловитый голос превратился в шепот, когда она отвернулась.

— На самом деле никто не невинен.

— Ривер, не сейчас, — пробормотал Майло.

Мой взгляд сузился.

— Это клевета.

Майло опустил руку на свои вытянутые бедра и откинулся на спинку стула.

— Я не думал, что ты расстроишься из-за этого. Это всего лишь статья.

Я бросила в него газету, и он поймал ее прежде, чем она попала ему в лицо.

— Найди кого-нибудь другого, о ком можно бы написать.

Я высказала свою точку зрения и не хотела больше ничего слышать, поэтому повернулась и помчалась обратно к своему скутеру с разгоряченной кожей и обезумевшим разумом.

— Люди хотят знать о тебе, — крикнул Майло мне в спину. — Я даю людям только то, что они хотят.

Пара воронов сидела бок о бок над гигантским мавзолеем Блэквелл, их пронзительное карканье отдавалось в моих ушах, крошечные черные глазки следили за моими движениями, когда я шла вглубь кладбища и к задней части. Скользящий туман вернулся и окутал надгробия. Гробницы исчезли во влажной пустоте, и я поежился в своей куртке.

Я завернула за угол похоронного бюро и увидела Мандэй, прислонившуюся к кирпичной стене в черном костюме из махровой ткани. Низ ее брюк был заправлен в красные охотничьи ботинки, как будто она отказывалась носить все черное. Луч света в этом унылом городе, Мандэй внушала доверия. Так легко, что это казалось почти таким же фальшивым, как у девочек в средней школе Джонсона, и это заставило меня пожалеть, что у меня нет большего опыта в отделе друзей — способности отличать это.

— Я не думала, что ты придешь, — призналась она со вздохом.

Я плотнее обмотала куртку вокруг груди и скрестила руки на груди, чтобы удержать ее на месте.

— Я же сказала, что приду. В любом случае, что мы здесь делаем?

Было темно и поздно. Что мы могли делать здесь, в изоляции и вдали от собрания, происходящего на Городской площади?

Мандэй оторвалась от стены и начала непринужденную прогулку в сторону леса.

— Я хочу тебе кое-что показать, и после того, как ты это увидишь, тебе никогда не захочется приближаться к этим Полым Язычникам.

Прямого пути не было, но Мандэй, казалось, знала дорогу, я следовала за ней по пятам. Ветки ломались под нашими ботинками, когда мы брели мимо железнодорожных путей и углублялись в лес. Деревья раскачивались, как в жутком балете, их ветви танцевали над нашими головами. Единственным источником света была полированная луна, просачивающаяся сквозь переплетенные ветви, и если внимательно прислушаться, то можно было услышать, как деревья разговаривают, их беспокойные листья раскрывают секреты ночи. Я смотрела прямо перед собой, следя за ярко-красной лентой, аккуратно завязанной в высокий хвост Мандэй.

Вдалеке слева от меня над линией деревьев изогнулся огромный круглый объект.

— Это колесо обозрения?

— Колесо обозрения?

Мандэй повернулась и посмотрела туда, куда указывал мой палец, лунный свет освещал половину ее лица.

— Я ничего не вижу.

— Прямо там, — я ткнула пальцем, — Что колесо обозрения делает посреди леса?

— Шшш, мы