Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сразу, еще в прихожей, Варвара поняла, что Олег дома: его огромные нелепые башмаки аккуратно стояли на коврике. А сам хозяин лежал на диване, свернувшись калачиком, и мирно посапывал. Лицо у него было такое безмятежное, что в причину этого глухого сна трудно было поверить. Она позвала его по имени, тронула за плечо, но он даже не шелохнулся.
«Ну что ж, быть женой алкоголика, возможно, не так уж плохо, как об этом рассказывают, – предположила Варвара. – Никаких лишних разговоров после работы: приходи и занимайся привычными для себя делами в тишине и спокойствии».
И пошла заниматься делами. Хоть квартира была не ее, но все в ней было как будто знакомо. Варвара каким-то неведомым образом знала, где у него хранятся кастрюли, приборы, соль и даже специи. Все устройство его дома соответствовало ее логике. Решив еще раз воспользоваться ключами, она вышла в магазин, который, к счастью, был тут же, в соседнем подъезде, и купила все для прекрасного наваристого супа (она где-то слышала, что мясные бульоны помогают людям с похмелья). Вернулась домой, заглянула к Олегу в комнату, уже с некоторой досадой убедилась, что нисколько не потревожила его сон, сварила большую кастрюлю супа, не без удовольствия сама навернула пару тарелок, посмотрела телевизор, позвонила родителям (якобы у нее все в порядке, и они с Олегом собираются ужинать), выбросила какие-то гнилушки из холодильника, помыла за собой посуду. Больше ей делать было нечего.
На часах было около десяти, и Варвара не понимала, как себя вести дальше. Было грустно и обидно: она так к нему спешила, так готовилась к решительным действиям, а он даже не знает, что она уже несколько часов ждет его пробуждения.
Она села рядом с ним на край дивана и тихонько потрепала его за щеку.
– Олег, может быть, мне уйти?
– Куда намылилась?! – захрипел он таким страшным голосом, что на фоне мерного тиканья часов и ее нежного шепота он прозвучал, как мощный взрыв. – Раз пришла, жрать давай мужику!
Он вскочил на ноги. По полу, в панике сшибая друг друга, покатились пустые пивные бутылки (наверно, вчерашние?), и среди них Варвара успела зацепить взглядом еще две новые – водочные.
И без того вытянутые, а теперь еще и мятые джинсы, в которых он завалился спать прямо с улицы, голый торс, который на фоне побагровевшего лица показался совершенно белым, как будто подставленным от другого человека, и это его лицо – вдруг изменившееся до неузнаваемости… Мутные, как заспиртованные, глаза в прямом смысле налились кровью, покрывшись мелкой сеткой прожилок, почти полностью заместивших белки, на висках вздулись вены, всклокоченные волосы от лежания на подушке поднялись вверх рогами. Это был не Олег! На нее наступал страшный человекоподобный оборотень, который казался выше и крупнее Олега, и, приближаясь с каждым шагом, орал все громче:
– Жрать давай! Мужик выпил и жрать хочет!!!
Варвара бросилась в прихожую. Обуваясь и путаясь прыгающими пальцами в длинных шнурках, она лепетала какие-то человеческие слова о том, что она не может общаться в таком тоне, но он уже не понимал по-человечески.
– Я тебя не отпускал! – проревела прямо над ней гигантская багровая голова, а могучая рука схватила ее за ворот рубашки и рванула вверх.
На пол сухим горохом посыпались пуговицы.
– Что ты делаешь?! – попыталась она принять хоть какое-то участие в происходящем, но ее голос потонул в оглушительном ударе, с которым она обрушилась всем телом на комод, а потом и на пол.
Грузовой состав судьбы, громыхая всеми вагонами, летел в пропасть.
В голове на волнах гула, смешанного со звоном – то ли полетевших вместе с ней на пол ключей и мелочи, аккуратно собранной на симпатичном розовом блюдечке, то ли сотрясающегося внутри черепной коробки мозга, – покачивалась мысль: «Не может быть!»
Сама удивляясь собственной резвости, она вскочила на ноги и, так и не завязав один ботинок, схватила с вешалки куртку и сумку. Дверь в общую прихожую благодаря ее собственной забывчивости оказалась не заперта. Едва шагнув за порог, она почувствовала, как тяжелая пятерня снова вцепилась – теперь в ее шею, до отказа впиваясь в мягкую плоть каменными пальцами.
Она рванулась – и освободилась, оставив в его руке что-то осязаемое и значимое.
В панике ринулась дальше. Он грузно наступал сзади. Провозилась со вторым замком, наконец, открыла дверь, несколько раз нажала на кнопку лифта. За спиной слышалось приближение огромного зверя, шатающегося от стены к стене на непослушных босых ногах, которые с отвратительным мокрым звуком шлепали по кафельной плитке. Отчаявшись увидеть перед собой спасительную кабину лифта, она стала искать лестницу. Подъезд был не такой, как у нее дома, и лестница оказалась за отдельной дверью. Толкнула – не поддается. Дернула на себя. К счастью, открыто. Побежала вниз. Через несколько ступенек услышала долетевший уже издалека нечленораздельный звериный рык и оглушительный хлопок двери, от которого, казалось, пошатнулось все мироздание.
Пропуская ступеньки, она сбежала с 13-го (какое жуткое предзнаменование!) этажа и… вылетела на волю.
Свежий чуть морозный воздух развеял наваждение. Стало отчетливо ясно: когда он ночью вставал у нее на даче и допивал что-то со стола – это было не от жажды; когда нагрубил ей с утра – это было не от неловкости первого совместного утра; когда пренебрежительно объяснил ей, зачем «дана женщина», – это было не от бессонной ночи. Просто уже тогда он постепенно начинал обрастать шерстью.
Ей вдруг стало свободно и спокойно. Муки бессонницы, мечты о замужестве, лишний вес, филологический снобизм, чувство вины перед родителями – все это Варвара оставила там, в его сжатом кулаке, вывернув наизнанку эту толстую шкуру и выскользнув из ее душного плена без боли и сожалений. Осталась только любовь – тоже очищенная от шелухи раздражения, страха и тяжелой зависимости – легкая и воздушная.
Лететь было приятно, только немного мерзли нежные, ничем не прикрытые новорожденные крылья.