Теперь Аделаида радовалась, что осталась. Ей было приятно сидеть с ним рядом и вести интересную беседу. Она позабыла, какое это удовольствие.

Находясь с сэром Робертом, она только слушала. Точнее, пыталась слушать. Барон был не то чтобы зануден, но слишком предсказуем и излишне многословен. Он вечно распространялся о своих недавних приобретениях для конюшни, о последних покупках у портного и, наконец, о последних услышанных сплетнях, обычно касавшихся людей, о которых Аделаида ничего не знала и которых никогда не встречала. Если ей везло, он разнообразил эту рутину жалобами на своих слуг. Ее вклад в разговоры ограничивался восклицаниями вроде «О Боже!» или «О да!», или «Какая жалость!», вставляемыми в подходящие паузы.

Сэр Роберт никогда не задавал ей вопросов. Он ничего не знал о ее семье, ее прошлом, ее симпатиях и антипатиях. Аделаида сомневалась, что ему было известно о ее любви к садоводству и о художественном таланте сестры.

С Коннором все было иначе. Он заставлял ее смеяться, думать, чувствовать. Меньше чем за двенадцать часов он узнал о ней больше, чем сэр Роберт за четыре месяца.

Их разговор напомнил ей оживленные споры и долгие беседы, которые она когда-то вела с отцом. Он поощрял ее думать и активно участвовать в разговорах. Ей очень этого не хватало. Ей не хватало того, чтобы мужчина разговаривал с ней, а не безапелляционно, самодовольно вещал.

— О чем вы задумались?

Заданный шепотом вопрос Коннора отвлек ее от рассеянных мыслей. Аделаида тряхнула головой. Ей не хотелось думать о сэре Роберте. Не сегодня утром. Не в эту минуту. Ей не хотелось думать о предстоящих годах бездумного подчинения.

— Я просто отвлеклась. Расскажите мне о своей семье.

— Моя мать была ирландкой, мой отец был британским джентльменом с владениями в Шотландии.

Аделаида чуть сдвинула брови. Это было не слишком вразумительно.

— Есть у вас братья и сестры?

— Не такие, которых мне хотелось бы признавать.

Сначала она решила, что он шутит, но быстрый взгляд на его лицо показал, что Коннору не до шуток.

— Я раз или два чувствовала то же самое, — призналась она.

Случались дни, когда ей больше всего хотелось отказаться от родства с Вольфгангом.

— Речь идет о вашем брате? — предположил Коннор.

Она неохотно кивнула. Конечно, не стоило надеяться, что он не слышал историю Вольфганга.

— Детьми мы очень любили друг друга.

— Но теперь...

А теперь ее брат находился в долговой тюрьме, куда попал из-за долгов, в которые влез из-за сочетания упрямства и себялюбия. И будет сидеть там, пока она как-то его не вызволит. Внезапно утро потеряло для нее всякое очарование. И трепетный свет, и теплый воздух, и шорох ветра в листве нагоняли на нее грусть.

— Мне бы хотелось...

— Чего бы вам хотелось?

Ей хотелось бы обладать талантом Изабеллы запечатлевать красоту. Она сохранила бы тогда для себя один или два момента этого утра.

Но это была невозможная мечта, напрасная надежда.

— Я хочу вернуться в дом. — Аделаида встала и, не подумав, обратилась к нему: — Вы меня проводите?

— Я не могу.

— Почему нет? Нет ничего плохого в том, чтобы леди и джентльмен прогулялись по саду среди бела дня.

Особенно когда вокруг нет никого, кто стал бы это обсуждать и комментировать.

— Обычно нет.

— Не могу представить себе обстоятельств, когда это было бы... — Тут ее осенила ужасная мысль. — Святые небеса! Вы женаты?!

— Нет. У меня нет ни жены, ни невесты.

Аделаида облегченно выдохнула. Грехов у нее было много, но ей вовсе не хотелось добавлять к ним еще и грех прелюбодеяния.

— Так в чем же дело?

— В том, что у меня нет и приглашения.

— Войти в дом из сада? — Она озадаченно фыркнула. — Не будьте смешным.

— Находиться в этом саду, — поправил ее он.

Понимание происходящего медленно доходило до ее разума.

— Вы, конечно, шутите?

Коннор ответил ей с детской улыбкой:

— Боюсь, что нет. Леди, встречи с которой я старался избежать вчера вечером, — это ваша хозяйка.

— Вы... вы просто вторглись сюда?! — Святой Боже! Неудивительно, что он старательно прятался прошлым вечером и не появился на завтраке. — Но зачем?..

— Чтобы увидеть вас, — непринужденно объявил он.

— Вы просто... Вы не можете... Я должна идти.

Аделаида круто повернулась и чуть ли не бегом направилась к дому.

— Аделаида, подождите.

Коннор догнал ее и пошел рядом.

— Вы должны были сказать мне. Вы должны были... Господи, значит, вы просто вломились в дом?

— Дверь была открыта, — возразил он. — Шел бал. Я не первый джентльмен, пригласивший себя на бал подобным образом. Такое часто случается во время светского сезона. Это общепринятая практика.

Никогда не бывшая гостьей лондонского сезона, Аделаида понятия не имела, правда ли это.

— Принято так вести себя или нет, это все равно неправильно, и вы должны были мне об этом сказать...

— Должен был. Может, вы остановитесь на минутку, чтобы я мог извиниться по всем правилам?

Она отчаянно потрясла головой.

— Сэр Роберт будет искать меня.

А если он этого не сделает, она сама отправится на его поиски. Ей давно пора вспомнить, зачем она приехала сюда к миссис Кресс.

— Вы не можете выйти за него замуж, — грубовато заявил Коннор.

— У меня нет выбора, — призналась она, надеясь положить конец этому разговору.

— Есть. Лучше выходите замуж за меня.

— Что? — Аделаида недоверчиво посмотрела на него и ускорила шаг. — Нет.

— Почему нет?

Видно, этот человек не в своем уме.

— Я с вами только что познакомилась. Мы едва знаем друг друга.

— Мне тридцать один год. У меня все зубы свои. Я до этого никогда не делал предложения леди. И у меня больше денег, чем у сэра Роберта.

— Это не основание...

— Я много месяцев не думал ни о ком, кроме вас.

Аделаида, споткнувшись, остановилась под увитой розами аркой и, круто обернувшись, уставилась на него.

— Мы впервые встретились вчера ночью.

— Я видел вас раньше, когда вы приносили племянника повидаться с его отцом. Вы проходили мимо моего окна каждую субботу.

Аделаида покачала головой с терпеливым недоверием. Хотя ей были известны большинство жителей ее деревни Бэнфрис, она, конечно, не могла ручаться, что знала всех обитателей, проживавших между ее домом и тюрьмой.