Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да? Я уже выходил к нему, так он на меня сразу кинулся. Чуть не растерзал!
— Так уж и растерзал! Приоткрой свою дверь да швырни поближе к будке, понял? Он у ворот ходит, до тебя сразу не добежит. Ну-ка, давай! Живо!
— Слушаюсь, товарищ …
Но Прохоров уже повесил трубку.
Опять ругнувшись, Карпачев вынул из котла кусок мяса.
— Ишь, тварюга! Какой кусок-то! Самому бы съесть! На кухне служишь, а такого не поешь вволю.
Карпачев откусил кусок холодной отварной говядины и с наслаждением принялся жевать. Но тут снова затрещал телефон.
Карпачев снял трубку.
— Слушаю!
— Да ты что там, завтракаешь, что ли? Закусываешь после опохмелки? А ну, выходи, делай, что велено! Живо!
— Слушаюсь, товарищ капитан!
Карпачев подошел к двери, послушал. Вроде тихо. Отодвинув осторожно засов, приоткрыл дверь и выглянул во двор. Уже почти рассвело. Волк стоял у ворот и смотрел в сторону своей будки.
— Хорошо, что я вчера заставил этого бездельника смазать дверь. Не скрипнула. А то бы этот зверюга уже бежал сюда, чтобы растерзать меня.
Не выходя за порог, Карпачев размахнулся и, выкрикнув «Волчек! На!» — некоординированным броском швырнул кусок к будке. Но он полетел к двери дежурки. А волк, гремя цепью, кинулся не к мясу, а к Карпачеву. Тот поспешно захлопнул дверь и задвинул засов. Слышно было, как волк толкнул ее и куда-то отбежал.
— Ну, все. Я свое дело сделал. Пусть теперь сами там управляются. А я от командира свое задание имею — завтраком займусь.
Диденко стоял у окна.
— Тьфу, ты! Пьяная харя! Совсем не туда кость бросил.
— Бросил, как бросил, товарищ капитан. У меня есть план на этот счет. Разрешите действовать?
— Действуй, Прохоров. Что поделаешь!
Прохоров подошел опять к форточке.
— Ингур! Ингур, где ты там?
— Здеся! Здеся я! — крикнул Ингур, стоя у открытой двери своей коморки.
— Сейчас я выйду, возьму мясо и подманю Волчка к будке. А вы с Мишаковым действуйте, как договорились! Понял?
— Ясно понял! Погоди мало-мало! Мы сейчас!
Через несколько минут Ингур открыл коморку и крикнул:
— Прохор! Мы идем. Только ты не выходи раздетая! Надень полушубок и застегнись. Ясно?
— Зачем он мне? Так легче.
— Простудиться шибко можно. Понял? Давай, одевайся проворно!
— Да ты делай, что тебе говорят! Некогда мне одеваться да наряжаться!
— Тогда мы с Мишаковым не выйдем, ясно?
— Вот упрямый старик, черт бы его побрал! Придется одеться.
Прохоров вышел во двор в полушубке, застегнутом на все пуговицы. Он подошел к мясу, которое уже успело задубеть на морозе, поднял его и обернулся к волку. Тот стоял неподвижно. Прохоров спокойно приблизился к будке. Потом, протягивая кусок, позвал:
— Волчок! Волчок! На! Покушай!
Волк поднял голову, понюхал воздух и медленно, временами останавливаясь, двинулся к Прохорову. А с другой стороны двора шли Ингур с багром и карабином и Мишаков с другим багром. Волк не обратил на них внимания и подошел к Прохорову. В двух метрах от него волк остановился.
— Волчок! Волчок! Возьми, покушай!
Прохоров сделал шаг назад, к будке, и протянул волку мясо.
— Волчок! На!
Волк стоял, шевеля ноздрями и чуть оскаливая клыки. Наклонившись, Прохоров снова протянул мясо. И в это мгновение волк неожиданно кинулся на Прохорова, пытаясь схватить за горло. Тот рывком отпрянул в сторону, и волк вцепился ему в плечо, рванув с дикой звериной силой полушубок вместе с кителем, гимнастеркой, бельевой рубашкой и телом. Прохоров со стоном повалился на землю, а сзади с сухим треском прогремели два раскатистых выстрела.
Прохоров открыл глаза и увидел, что рядом в предсмертных конвульсиях, обагрив кровью снег, в предсмертных конвульсиях бьется мощное, мускулистое тело волка. Прохоров медленно встал и подошел к нему, превозмогая боль в плече.
— Волчок! Волчок! Зачем же ты, а?
Волк открыл глаза, уже подернутые смертной пеленой, и в последний раз встретился взглядом с Прохоровым. Из них на окровавленный снег скатились две крупные слезы, чистые, как горный хрусталь.
Волчьи глаза медленно закрылись. На этот раз навсегда. А Прохоров присел над остывающим питомцем, взял в руки его серую голову и, глотая слезы, бессмысленно забормотал:
— Волчок… Волчок… Зачем же ты так… Волчок?..
Сзади подошел Ингур.
— Ладно, Прохор! Иди в лазарет перевязка делать! Негоже плакать солдату! А тут тайга. Она сурова. Забрал своего духа к себе. А нас наказал мало-мало. Хорошо, что не шибко! Ну, пойдем. Я помогу тебе полушубок снять.
Юлий Гарбузов
22 января 2001 года
Харьков, Украина
Вселенские уравнения
Научно-фантастическая повесть
Все персонажи и события этой повести вымышлены. Любые возможные совпадения имен, фамилий, портретных черт, характеров, образов, ситуаций, высказываний и взаимоотношений между людьми чисто случайны, поэтому автор никаких претензий на этот счет не принимает.
65-летнему юбилею профессора
Юрия Ивановича Волощука
посвящается
Когда на сердце тяжесть,
И холодно в груди,
К ступеням Эрмитажа
Ты в сумерки приди,
Где без питья и хлеба,
Забытые в веках,
Атланты держат небо
На каменных руках.
Александр Городницкий,
«Атланты».
Идея, внезапно вспыхнувшая в воображении Калинича, вот уже который месяц не давала ему покоя. Поражали не только ее значимость и оригинальность, но также необыкновенная простота, дешевизна и доступность в осуществлении. Всем существом своим Калинич чувствовал мощнейший потенциал этой идеи. И о чем бы он неи начинал думать, логическая цепочка размышлений в конечном итоге непременно приводила к навязчивой мысли о создании экспериментальной установки, ее реализующей.
Эта мысль прочно засела в его голове и разрасталась с каждым днем. Вскоре она заполнила каждую извилину, каждую живую клетку его мозга. Она повсюду следовала за ним, как тень, грызла его днем и ночью, точила, как ржа железо, и начисто лишила сна. Укрыться от нее было некуда — она преследовала его повсюду, куда бы он ни направлял свои стопы. Все, абсолютно все в жизни Леонида Палыча отодвинулось на второй план, даже основная работа. А ведь ему недавно исполнилось пятьдесят семь — пора бы уже всерьез подумать о приближающейся пенсии. Душа разрывалась на части, работа никак не клеилась, и думать он мог только об экспериментальной проверке своей идеи, больше ни о чем.
Голос разума менторским тоном наставлял: «Калинич, будь благоразумен. Вспомни, сколько тебе лет. Оставь юношеские иллюзии. Действуй рационально. Делай то, что необходимо для работы, для пенсии, для твоего личного благополучия и благополучия семьи».
