Ну что ж! Значит, поделом, навязываться не буду… Захотят – найдут. Пока они могут на даче пожить, поскольку она теплая, а потом им квартиру дадут или деньги – а как же иначе? А мои деньги они пусть себе забирают – я тут жить больше не могу.

Ко мне никто не заходит, да и я особенно идти к ним в зал не стремлюсь. Хотела включить телевизор – он не работает. Надо встать и спросить, в чём дело, но ноги не идут.

Я лежу на кровати и смотрю в потолок. Не хочется ни есть, ни спать. Теперь я понимаю, как йоги так могут. Даже у меня получилось.

Меня увольняют по сокращению штатов – так специально делают, чтобы больше денег дать. Да еще и за неиспользованный отпуск дают. И премию выписывают! Приносят трудовую книжку и конверт с деньгами. Он толстый и тяжелый. Я догадываюсь, что там не только от станции, но вида не подаю. Подписываю бумаги. Паспорт у меня с собой; теперь есть и трудовая.

На всё про всё – три дня.

– Куда ты теперь? – чуть не хором спрашивают.

– Карту России принесите мне, – отвечаю.

Приносят карту. А она большущая! Прямо на полу в зале разложили.

Мне нужно дальше, на восток, между Москвой и… А может быть, наоборот, за Москву, ближе к Уралу? Нет, туда боюсь. Холодно, наверное, там. Мне же что-то такое нужно, чтобы как у нас. То есть, конечно, прямо так не выйдет, но чтобы и лето хорошее, и зима не слякотная… Ну и подальше чтоб отсюда. Пусть знают, что я на них тоже немного обиделась! Ведь могли бы и позвонить, что мы вот так… Да ладно, проехали.

Денег на квартиру нет, куда ни поедешь, – это ясно. Но вот домишко какой в деревне, может, и выйдет купить? Маленький, плохонький, но свой. Работать начну – приведу его в порядок… А там – там видно будет.

О семье не думаю, хотите верьте, хотите нет. Буду думать – с ума сойду. От злости. Надо же – со мной так поступить! Ну и пусть одни живут – я тоже гордость имею! Захотят – найдут… Как ты можешь так говорить?! Сама дрянь порядочная, а на других пеняешь…

Приезжаю в городок. Маленький, старенький, тихий… То, что нужно. Сажусь на вокзале в такси: «Покажите мне город».

…Старинные дома, деревья в три обхвата; в центре – несколько башен, дальше – пятиэтажки. Еще дальше – деревянные дома, а затем – дачи и лес. Проезжаем по окраине – дома в сирени утопают, петухи кричат. Ну чисто деревня. Мимо домов больших, ухоженных, с хорошими заборами и гаражами – проезжаем; мне нужен маленький, старенький и неухоженный. Такие тоже есть. Вот, например, этот.

– Остановите вот тут! – говорю.

Три подслеповатых оконца, красили дом в последний раз при царе Горохе, заборчик сгнил, сад запущен.

Захожу. Косматый пес непонятной породы пытается залаять, дом пытается не развалиться, а в палисадничке бабушка пытается выжить.

Так, мол, и так, я оттуда-то, хотела бы комнатку снять, вот паспорт, если что.

– Это у вас, что ли, дом-то взорвали?

– У нас… – говорю. – Это мой дом и взорвали… Больше там жить не хочу.

– Ты одна жить будешь? – спрашивает бабушка и на паспорт мой не смотрит.

– Одна, – говорю. – Семья на даче живет… пока. Если устроюсь тут, тогда другое дело.

Заходим в дом. А там всего две комнаты; я иду в маленькую. Кровать железная, перина, подушки, на стене – ковер с оленями, на этажерке – приемник старый. А из окна отрытого – сиреневый воздух. Падаю на кровать и закрываю глаза. Тишина такая, что в ушах шумит.

Вдруг – как вижу – заходит Коленька. А в руках – две сумки, полные пакетов с молоком! Я от неожиданности дара речи лишилась. Только стою и губами беззвучно шевелю… А он:

– Мамка, куда молоко перелить? Мне пакеты нужны. Мишке видео принесли, но кассеты дают без коробок – чтоб не затерли их – я из пакетов буду делать!

…Резко встаю и иду на кухню – уголок около печи. Клавдия Ивановна сидит и молчит – не лезет в душу. Я сажусь рядом.

– Живи пока… – говорит. – Денег мне от тебя не надо – зачем они мне? Дед мой умер давно, а сын – вот недавно… Другой родни нет… А кто приезжает раз в год за яблоками – те троюродному забору двоюродный плетень… Тебя спрашивать не буду: захочешь – сама расскажешь… Давай лучше чай пить… Ты не голодная с дороги?

– Не голодная! – Вскакиваю, хватаю вёдра. – Где колонка?

Приношу воды, ставлю на плиту таз, в него – тарелки, вилки… К вечеру всё отмыто. Усталости не чувствую, голода тоже. Клавдия Ивановна мне не мешает – села на скамеечку в палисаднике.

Ночью стараюсь побыстрее заснуть, чтобы проснуться – и за дело: глазами бы всё сделала!

…За неделю всё вымыла, перестирала и занялась садом: я должна уходить на работу и приходить с нее именно домой!

Мне ничего не нужно: ни одежды, ни еды! Сама удивляюсь: раньше любила одеться и вкусно покушать… Сейчас же что-нибудь перехватишь – и за дело. Бегаю в бабушкином халате – меня в него можно два раза завернуть; и босиком. Сначала непривычно было, зато потом… уже не представляю, как иначе! Чем больше ходишь босиком, тем больше хочется. Да и свою одежду с обувью беречь надо – до зимы можно так ходить, а уж там видно будет…

Нахожу телефонную станцию – а куда же мне еще идти? Начну с нее.

– Да, – говорю, – это в моём городе взорвали дом. Мой дом и взорвали. Я там жить больше не могу, вот паспорт, трудовая. Остальные документы пропали. Могу отработать смену бесплатно. А вы уж сами решите, подхожу я вам или нет…

Меня принимают.

В душу тоже не лезут, слава богу. Впрочем, лезть особенно некому: зал обслуживают всего три человека – аппаратуры кот наплакал. Одна девушка в декрет ушла – вот вместо нее меня и взяли…

В смену ходят по одному – это у нас по двое ходили. Так что в зале я одна – да и для одной работы мало! Денег, кстати, тоже мало; ну да ладно: всё равно я их тратить особо не собираюсь – только на еду нам двоим, и всё. А если учесть, что огород есть, то и вообще только на «мыло, соль да спички», как Клавдия Ивановна говорит.

Работы мало, а не уйдешь, естественно. Это для меня самое плохое: кроссворды разгадывать или телевизор смотреть я не могу… Пол вымыла, в туалете убралась. Уборщица обижается: «Что ж мне теперь, увольняться, что ли?»

Но по-другому не выйдет: как сажусь, так и… А что – «и»?! Это моя семья… была. То есть нет, они есть… просто мне звонить не хотят… Стой! А куда звонить-то?! Взяла и уехала не пойми куда… Как дура последняя.

…Вышел с больничного старший инженер Олег Борисович – начальник над всем нашим царством бабьим и аппаратурой древней. А он – с усиками! И на лицо такой милый и интеллигентный; на актера Андрея Градова чем-то похож. А мне страсть как нравятся мужчины с усами – почему-то кажется, что такие предать не могут, и вообще! Хотя Саша мой усов никогда не носил…

И весь он такой ладный, и даже халат на нём сидит ладно…