на руках несли. Лошади чуть сами передвигаются. Вскоре не стало видно соседа. Не видели, а ощущали и чувствовали друг друга.

Курить запрещено. Разговаривать и запрещено и неохота. Редкие команды шепотом передаются по цепочке. Слышно только кряхтенье, чавканье болота и шепотная матерщина особо несдержанных.

Пошли особо слабые и неопределенной формы кочки в болоте. По времени уже ясно, что где-то что-то не так разведали и не так решили. И физическое и моральное состояние людей на пределе, если уже не за пределами. Раздалась команда:

— Стой! Отдыхать!

Кое-как примостились на кочках по двое спиной к спине. У кого еще есть желание что-то делать, начали хрустеть — кто сухарями, кто галетами. Остальные дремлют.

Скоро стало светать. Убедились, что большинство «кочек» — трупы китайцев, затянутых и перетоптанных в болоте.

Команда «Вперед!» была желанной. Из этого ада выбрались на дорогу часа через 3.

В ближайшей деревне узнали, что японцы со всей округи собрали людей гатить болото, но поняв, что не успеют, расстреляли всех собранных китайцев из пулеметов и удрали.

Обсохли мы на ходу. В обеденный привал немного пообчистились и умылись. Это болото было хуже боя. Это был тяжкий труд войны. Из таких тягот состоит война, а не из «одним махом семерых убивахом», как иногда пытаются нас убедить кинорежиссеры.

Во время полуденного привала к нам прибежала девушка лет 14–15. Она неплохо говорила по-русски (потом узнали, что она — дочь эмигранта из России). Плача и захлебываясь, она рассказала, что ее мать убили наши танкисты. Я ее привел к комбату. Тот еще раз коротко расспросил и послал с ней своего заместителя с отделением автоматчиков.

Через некоторое время к комбату привели троих танкистов в комбинезонах и без оружия. Он их направил к начальнику особого отдела, который увез их в дивизию. Девушку с отцом тоже повезли туда.

На другой день, на ночлег мы остановились засветло. Такого еще не бывало. Не успели расположиться и поужинать, к нам подошли еще несколько взводов из полков дивизии. Всех нас вместе с прибывшими построили буквой «П». Подъехали две крытые машины, из которых вышли несколько офицеров и отделение комендантского взвода. Вывели двоих из вчерашних танкистов.

Стало ясно, что к чему.

Осужденных поставили с открытой стороны строя. Зачитали приговор трибунала. Командира танка и стрелявшего расстрелять, третьего — на 4 года.

Тут же приговор привели в исполнение. Солдаты комендантского взвода взялись за лопаты, а нас увели в свои расположения продолжать войну.

Из приговора и последующей беседы замполита с нами стало известно следующее. Три танкиста вошли в дом и потребовали сааки (местная водка). Старик (эмигрант) объяснил, что у них нет спиртного. Тогда его отправили найти выпивку. Сами расселись в доме. Дочь хозяина, которая прибегала к нам, спряталась в дальней комнате, как прячутся все девушки от пришлых солдат. Ее мать с маленьким ребенком на руках суетилась, что-то готовя на стол. Ребенок заплакал. Мать не могла его успокоить. Тогда один из «гостей» вырвал ребенка из рук матери, бросил на нары и застрелил из пистолета. Обезумевшая мать (китаянка) бросилась не то к ребенку, не то к палачу (сейчас не помню уже). Дочь при первом выстреле отворила окно и огородами побежала. Так она попала в наше расположение.

К приходу нашего замкомбата на место происшествия танкисты пили сааки, а эмигрант молча застыл над трупами жены и ребенка.

На подходе к городу Боли наш батальон получил приказ свернуть с главного направления и уничтожить укрепленный гарнизон в 9 километрах от магистральной дороги.

Над этим гарнизоном был сбит наш самолет. Какого класса не знаю. Послали туда две бронемашины. Их сожгли. Тогда послали нас.

Развернулись в боевой порядок. Осторожно продвигаемся. С чердака дома повыше открыл огонь крупнокалиберный пулемет. Наши минометчики отстали и вскоре открыли огонь по пулемету. Пулеметная позиция, видимо, хорошо защищена от осколков. Пехота идет вперед под огнем одного крупнокалиберного пулемета. Это терпимо. Метров с 700 японцы открыли плотный огонь. Минометчики перенесли огонь на ближний к нам земляной вал. Наш батальон начал формировать «подкову». Пошли перебежками. Заработали наши станкачи. Прицельность японцев ухудшилась, но у нас уже есть потери.

Нашего «Ура» японцы не выдержали. Мы с ходу перешли вал, но тут же залегли. Все дома оказались оборудованы под огневые точки. Подождали, пока на валу не установились наши станковые пулеметчики.

Сосредоточив огонь взвода на ближнем доме, подавили его, и первое отделение броском заняло дом. Сначала правый, чуть позже левый фланги тоже со своим «Ура» ворвались за валы. Пошел жестокий уличный бой.

Это трудно запомнить. Еще трудней рассказать. Часа через 4 все кончилось.

Даже женщины и подростки не прекращали огня, пока их не пристрелишь.

Живых осталось человек 50–60 из населения гарнизона. Из них мужчин в военной форме человек 20–25. Их отделили от гражданского населения и заперли в небольшой каменный сарай с одним выбитым окном. Остальных повели куда-то для передачи в соответствующие службы.

Наших было побито человек 20–25 и чуть больше ранено.

Наш ротный спросил у комбата про военных японцев — «Что с ними?» Что ему ответили, я не слышал. Мы выносили своих на дорогу. Туда уже подали повозки.

Особо запомнился Саша Зайцев (из Москвы). Он нас всегда удивлял способностью пить горячий чай. Мог прямо из котла зачерпнуть горячий чай кружкой и пить его, дуя и обжигаясь. Ребята шутили, что ему никакая пуля не страшна.

Лежа в повозке с пулей в позвоночнике, он вспомнил эти шутки и прошептал:

— Вот ребята, вы смеялись, что пули смогу глотать, а вот «Арисаки» не проглотил! «Арисаки» — это модель японской винтовки. Мы начали утешать Сашу, что рана легкая, еще попьем чайку и т. д. Но он твердо сказал:

— Нет! Я умру.

И действительно, умер минут через 5–6.

Все погибшие в этом бою были похоронены на центральной площади г. Боли, который был занят нашей дивизией, пока мы брали гарнизон. При взятии города погибло чуть больше, чем при взятии гарнизона. Они были похоронены в той же братской могиле.

Это было 31 августа.

Второго сентября нам объявили, что война кончилась.

Многие китайцы из населения предпочитали меньше встречаться с нами. Все же действующая армия другого государства. Мало ли что на уме у каждого солдата. Но на дорогах изредка встречались одиночки мужчины. Тем более, что многие дороги такие, что на них трудно избежать встречи из-за болот и скалистых склонов. Эти встречные (или которых обгоняли) настолько рациональны и экономны, что подбирают