Он вглядывался в ее лицо, ища ответ. Если бы Синтия так не раскраснелась от жары, он счел бы, что она бледнее обычного.

– Думаю, река поможет нам.

– Нам всем нужна вода. И я не имею ничего против дождя. Больше всего сейчас я хочу опустить ноги в холодную воду реки или ручья.

Он кивнул.

– Когда-нибудь, если я почувствую себя лучше, я отомщу вам за то, что вы солгали мне, будто до Мексики рукой подать.

Он усмехнулся и поскакал к горному перевалу.

Они оставили за спиной Пелончильос, а впереди им приветливо сияли последние лучи заходящего солнца. Мэверик почувствовал, как легкий ветерок овевает его лицо. Дождь прошел, оставив ощущение влажности и прохлады. Запах воды прибавил прыти мустангам. Мэверик улыбнулся. Теперь ничто не мешало им добраться до реки Сан-Симон. И, как и мустанги, Мэверик радовался тому, что сможет напиться вволю и смыть пыль. Ему казалось, что и Синтия готова осушить целую реку.

Когда он объявил об остановке, Синтия с волнением подумала, что вряд ли устоит на ногах, если спешится. Меньше всего ей хотелось предстать перед Мэвериком в нелепом виде, например свалиться с лошади.

Но даже если удастся приземлиться удачно, Синтия не была уверена, что сможет идти. Впрочем, она так страдала, что мечтали только о том, как побыстрее избавиться от этих мучений – лишь бы не сидеть больше на лошади в мужском седле. Впервые в жизни она поняла, какое ценное изобретение – дамское седло. Ей оставалось только надеяться, что она не станет колченогой, как ковбои, которых ей доводилось видеть на фотографиях.

Берег реки зарос высокими тополями. Их серебристые листья позванивали на ветру. В узловатых ветвях щебетали корольки. На сухих камнях грелись ящерицы.

Мэверик направил своего мустанга в густую тень старого тополя и остановился.

– Здесь мы разобьем лагерь и проведем ночь.

Мустанг Синтии затрусил рысцой к другим лошадям, но больше она не могла выносить тряску. Она изо всех сил натянула поводья. Лошадь попятилась, тряхнула головой, закусила удила и все же остановилась.

Синтия закрыла глаза, ощущая, как горит лицо. Она взмокла от пота, ее одежда была влажной от дождя. Если бы она не предвкушала, что окунется в холодную воду реки, то закричала бы от разочарования и изнеможения. Сознание, что скоро придет облегчение, придавало ей сил.

– Требуется помощь?

Мэверик легко спрыгнул с седла.

Он выглядел озабоченным. Но Синтию унижала его жалость, хотя она отчаянно нуждалась в помощи.

– Только постойте здесь. – Гордость не позволила ей попросить о чем-то большем.

Она передала ему поводья:

– Ловите меня, если я...

– Я не дам вам упасть.

Мэверик натянул поводья и заставил лошадь стоять смирно.

Синтия оперлась о стремена, перенеся на них тяжесть тела, перекинула правую ногу через круп лошади и наконец оказалась на земле. Она попыталась высвободить и другую ногу из стремени, но силы окончательно оставили ее. От усталости Синтия просто рухнула бы навзничь, однако Мэверик вовремя подхватил ее.

– Полегче. Не принимайте близко к сердцу. – Его голос был низким, а теплое дыхание овевало волосы. – Отдохните немного.

Синтия не смогла вынести жара, исходившего от его тела, и отстранилась. Надо было найти в себе силы, чтобы устоять на ногах даже после такого тяжелого дня.

– Благодарю вас, – почти прошептала она. – Думаю, я смогу идти сама.

Синтия попыталась даже улыбнуться, но каждый шаг, каждое движение причиняли ей боль. Все ее тело ломило, она с трудом преодолевала, подавляла в себе эти неприятные ощущения, Синтия сделала несколько шагов вперед. Ветерок, пронесшийся над водой, освежал ее разгоряченную кожу. Она сняла шляпу и принялась обмахивать ею лицо. Ей стало легче.

Возможно, разумнее было бы подождать, пока поступит новые рукописи, и начать свое дело в Нью-Йорке. Синтия и понятия не имела, что жизнь на Западе так тяжела, а головорезы так опасны. Как оказалось, читать романы о Диком Западе было намного приятнее, чем жить здесь. Но могла ли она отступить теперь? Это было бы все равно что начать читать книгу и бросить на середине.

– Через неделю вы привыкнете и будете чувствовать себя прекрасно.

Мэверик отвел ее мустанга к остальным лошадям.

– Через неделю?

Она в ужасе смотрела на него.

– Вы ведь давно не ездили верхом?

Вместо ответа Синтия продолжала потихонечку двигаться и почувствовала, как сведенные мышцы расслабляются.

– Я вовсе не собираюсь провести в седле целую неделю.

Мэверик кивнул, радуясь тому, что задор возвращается к ней. Он снял с лошадиного крупа фляжку, седельные сумки и одеяло.

– Пошли. После ужина вы почувствуете себя лучше.

– Не думаю, что еда поможет мне, – скептически заметила Синтия.

– Конечно.

Мэверик восхищался ее решительностью. Но этого ему было мало. Он хотел, чтобы Синтия нуждалась в нем, сознавала свою зависимость. Он надеялся, что будет ухаживать за ней всю ночь. Ведь благодарность творит с женщинами чудеса.

Мэверик расстелил одеяло на земле в тени тополя и бросил на него седельные сумки и фляжку. Теперь было самое время отдохнуть и поесть. Как бы он хотел заглянуть в зеленые глаза Синтии и заставить ее понять, что без него она здесь пропадет! Но увы, требовалось еще много усилий, чтобы усмирить Синтию.

Она подошла к нему, осторожно ступая.

– Я не могу есть. Мне слишком жарко, и я устала. Лучше я сначала искупаюсь.

– В реке?

– А где же еще?

Он улыбнулся:

– Отличная мысль. Я с вами.

– Нет. Разве вам не надо стеречь наши вещи?

– Здесь нет апачей, которые могли бы позариться на них.

– Пожалуй, я все-таки не стану купаться, а только умоюсь. Синтия направилась к реке. Здесь было неглубоко. Это ей вполне подходило. Синтии хотелось выполоскать свою блузку. Более того, ей отчаянно хотелось расшнуровать корсет и вообще не надевать его до возвращения в город. И зачем она вырядилась так, будто собралась прогуляться по Центральному парку.

Синтия заметила, что Мэверик украдкой наблюдал за ней. Но она не могла отказаться от своих намерений. Конечно, можно было бы дождаться темноты, но она опасалась змей, которые могли бы оказаться в воде.

Мэверик принялся распрягать мустангов.

– Мне помочь вам? – предложила Синтия.

Он оглянулся и, казалось, безразлично бросил через плечо:

– Позаботьтесь о себе, а я о мустангах. Синтия не стала настаивать.