Даша и следователь вошли в открытую железную калитку. Густой кустарник наполовину перекрыл проход. Огромные стебли злотого шара были аккуратно связаны бечевкой и стояли коричневым тростником. У самого входа, прямо за воротами, возвышалась заросшая травой куча песка. Тут же были навалены ветки на остатки кострища. Тропинка не была выложена ни плитками, ни гравием. Следователь и Дарья шли по мокрому размякшему грунту, утопая в воде. Участок был не ухожен. Тут не было красиво подстриженного газончика, цветущих осенних клумб и каменных экибано. Небольшой кусок вскопанной земли – видимо тут сидела картошка – и опавший, зацветший, не выкопанный лук – вот все, что говорило, что земля не заброшена.

Старые, заросшие серым лишаем яблони делали сад похожим на декорацию к фильму ужасов. На полностью голых деревьях то – тут, то – там висели забытые яблоки, или же это было все, что народилось. Слева от тропинки стоял полусгнивший деревянный остов маленького парника. На горизонтальной перекладине все еще болтались обрывки грязного полиэтилена. Чуть подальше, ближе к соседскому домику, прямо у большого куста красной смородины, на котором в полном составе висели засохшие ягоды, наклонилось пугало, вернее то, что от него осталось – пестрый халат и ведро, надетые на перекрестие.

Забор между соседскими участками частично обвалился, хотя и болтался местами серым самодельным штакетником на ржавых железных столбах. Вместо забора густой стеной стоял бурьян. По участку вокруг дома медленно и сосредоточенно ходили оперативники. Дверь была на распашку. Трупу не было холодно. Потапенко вошел вслед за Дашей. Она сразу же пошла в следующую дверь и застыла на пороге.

При дневном свете покойница выглядела еще более страшно и нереально. Часть лица была сметена, оставшаяся вся была залита кровью, уже потемневшей и засохшей. Остановившийся глаз был выпученным и мутным. Даша вскрикнула и отвернулась.

– Почему у нее глаз такой мутный? – испуганно пробормотал она.

– Открытые глаза высыхают через час после смерти, – спокойно произнес стоящий позади нее Потапенко. – Вы узнаете сестру?

– Да, да, – пойдемте отсюда. – Даша сделал шаг в сторону, назад, вон из этой комнаты.

– Еще один момент на сегодня. Давайте вместе обойдем дом, и вы внимательно посмотрите и проверите, не пропало ли чего.

Даша презрительно посмотрела на маленького следователя.

– Да что тут могло пропасть?! Тут нет ни телевизора, ни техники!

– Ну хорошо. Может, что-то поменяло свои места, сдвинуто, лежит не в том порядке.

Даша, повинуясь, вошла в большую комнату.

– Да тут всегда был бардак, – прошептала она.

Большая комната была и правда большой. Тут стоял диван, большой полированный стол в углу, журнальный столик и несколько стульев. Поверх шоколадного линолеума лежал старенький ковер зеленовато бежевых тонов.

– А это что за древность? – Потапенко кивнул на стенку.

Там висело колесо, черное, местами проржавевшее, очевидно выпиленное от чего-то более целого.

– Это часть от швейной машинки прадеда. Антиквариат.

На диване грудой были свалены журналы и книги.

– А это что такое?

Потапенко подошел к журнальному столику. На нем стояли пустые пластиковые коробочки и два бокала.

– А это из под салатов. Мы в Истре покупаем готовые, – Даша даже не посмотрела в сторону стола.

– Да нет же. Бокалы. Их два. С кем ваша сестра поехала на дачу два дня назад?

Даша посмотрела на бокалы и расплакалась.

– Я не знаю, она ничего мне не сказала. Тут все как было. Ничего не изменилось. Что вы от меня хотите?

– А это что?

Следователь указал на растерзанную игрушку на полу.

– Доберман. А где собака? – ее голос впервые оживился.

– Как так получилось, что собака не залаяла на чужого? – Потапенко и не собирался отвечать на вопросы.

– Не знаю я, не знаю!

Даша устало опустилась на диван.

– Давайте осмотрим тут все до конца, а потом оперативники вас отвезут домой. А погорим, уже потом. Позже.

– Это комната Шевчука, – она махнула головой на дверь обтянутую черным бархатом. Встала. – Это бывший муж Аньки. Он приезжает иногда. А нам что, мы не против.

Комната была особенной холодной. Большое окно выходило на север. Огромный, когда-то обеденный стол опять же был заваленный книгами, вдоль стен были сооружены полки для книг и альбомов.

– Тут все равно никто спать не мог. Холодно.

Свободные участки стен были обклеены картинками из плейбоя вперемежку с классической живописью и иконами. Диван в углу явно использовался как плацдарм для лишних одеял и матрасов.

– И он спит тут? – в голосе Потапенко зазвучали сомнения.

– Редко. Обычно идет спать наверх, в мансарду.

– А что там у вас наверху?

– Там моя комната, в которой я сплю, и танцевальный класс. Анька очень любила танцевать перед зеркалами. Она там себе балетную комнату сделала.

– Что значит сделала?

Девушка медленно поднималась по крутой лестнице на второй этаж. Тут был маленький коридорчик с двумя дверями.

– Вот. Смотрите!

Стену, противоположную двери, занимало большое окно. Оно не было занавешено шторами или ставнями. К двум противоположным стенам были прилажены зеркала. По два на каждой стене, они позволяли рассмотреть себя с ног до головы. В углу, на двух брусках держалось круглое древко от лопаты. По всей видимости, это был балетный станок. Тут же, с потолка, свешивалась синяя боксерская груша. В углу, на полу, валялись красные боксерские перчатки. Они отлично сочетались с красным ковром.

– А это кто дубасит? Бывший муж?

– Мы все понемногу.

Следователь посмотрел на тонкую и хрупкую девичью фигурку и первый раз улыбнулся.

– Вот тут он спит, – она показала на матрас, стоящий в углу комнаты и накрытый голубым покрывалом.

Даша прошла в глубь комнаты к окну. Сверху были видны два соседних участка и проход в лес.

– Да, не рижское взморье, уныло у вас тут как-то, – следователь поправил очки.

– Ну, соседи справа приезжают редко, раза два за лето, вот у них все и заросло. А левые – старики умерли, а парень, он пьет как собака, и сдавал тут прошлым летом дом хачам.

Забора не было и трудно было сказать с уверенностью, где проходили границы. На участке слева возвышались по меньшей мере три кучи мусора, не считая то тут то там валяющихся старых мягких кресел, полусгнивших деревянных столов. Белое пластиковое кресло с одной ножкой, газовая плита послевоенного образца, два холодильника, и большой дырявый диван – вносили элемент исторической музейности в эту выставку хлама под открытым небом.