– Может быть, мистер Бейкер, вы поссорились?

– Нет, мы не ссорились. А почему вы так решили?

– Мисс Норма Рестарик уехала из «Лабиринта» вечером ввоскресенье или утром в понедельник?

– Не исключено. Есть утренний автобус. В Лондон на нем можнодобраться в начале одиннадцатого. Она немного опоздала бы на работу… но совсемнемного. Обычно она уезжает вечером в воскресенье.

– Она уехала в воскресенье вечером, но в Бородин-Меншенс неприехала.

– Видимо, нет. Так говорит Клодия.

– Но мисс Риис-Холленд… это ведь ее фамилия?… была удивленаили встревожена?

– Господи, нет, конечно. С какой стати? Они друг за другомне следят.

– Но вы думали, что она вернется туда?

– Она и на работу не вышла. В бюро на стенку лезут, можетемне поверить.

– А вы тревожитесь, мистер Бейкер?

– Нет. Естественно… то есть я… черт побери, сам не знаю. Невижу причин тревожиться, но, бесспорно, время идет. У нас что сегодня? Четверг?

– Она с вами не поссорилась?

– Нет. Мы не ссорились.

– Но вы встревожены, мистер Бейкер?

– Вам-то какое дело?

– Никакого, но, насколько я понял, у нее дома неприятности.Ей не нравится ее мачеха.

– И с полным на то основанием. Стерва баба. Твердокаменная.Ей Норма тоже не нравится.

– Она ведь болела? Ей пришлось лечь в больницу.

– О ком вы говорите? О Норме?

– Нет, я говорю о Мэри Рестарик. Я говорю о миссис Рестарик.

– Да, кажется, она побывала в клинике. Неизвестно зачем.Сильна, как лошадь.

– А мисс Рестарик ненавидит мачеху.

– Она не всегда ведет себя уравновешенно, то есть Норма. Ну,понимаете, срывается. Девушки всегда ненавидят мачех, я же сказал.

– И мачехи всегда из-за этого заболевают? Настолько, чтобыложиться в больницу?

– На что вы, черт дери, намекаете?

– На работу в саду. Может быть, на гербициды.

– При чем тут гербициды? Вы что, намекаете, что Норма… чтоона способна… что…

– Люди ведь не молчат, – сказал Пуаро. – Начинают ходитьслухи.

– Вы утверждаете, что кто-то сказал, будто Норма пыталасьотравить свою мачеху? Полная нелепость. Абсурд!

– Весьма маловероятно, я согласен, – сказал Пуаро. –Собственно, никто этого не утверждал.

– А-а! Извините. Я не понял. Но… что вы все-таки имели ввиду?

– Дорогой мой юноша, – сказал Пуаро, – поймите же, ходятслухи, и почти всегда вызывает их один человек. Муж.

– Как? Бедняга Эндрю? По-моему, крайне маловероятно.

– Да. Да, и мне это тоже представляется маловероятным.

– Так зачем же вы туда приезжали? Вы ведь сыщик?

– Да.

– Ну, так зачем?

– Мы говорим о разном, – сказал Пуаро. – Я приезжал туда недля того, чтобы расследовать сомнительное или возможное отравление. Вы должныменя простить, но ответить на ваши вопросы я не могу. Крайне секретно, выпонимаете?

– О чем вы?

– Я приехал туда, – сказал Пуаро, – к сэру РодрикуХорсфилду.

– К старикану? Но он же в маразме, разве нет?

– Он человек, – сказал Пуаро, – который хранит многосекретов. Я вовсе не говорю, что он и сейчас в чем-то активно участвует, нознает он немало. Во время последней войны он был причастен ко многому имногому. Имел личное дело кое с кем.

– Так ведь это когда было!

– Да-да, его роль в подобных вещах давно в прошлом. Нонеужели вы не понимаете, что некоторые сведения не утрачивают ценности?

– Какого рода сведения?

– Лица, – сказал Пуаро. – Например, знакомое лицо, котороесэр Родрик может узнать. Лицо или привычный жест, интонацию, походку. Такиевещи люди помнят. Старые люди. Они помнят не то, что случилось на прошлойнеделе, в прошлом месяце или в прошлом году, но они помнят случившееся двадцатьлет назад, например. И могут вспомнить кого-то, кто не хочет, чтобы еговспоминали. И они могут рассказать что-то о каком-либо мужчине, или какой-либоженщине, или о каких-то делах, участниками которых были… Я говорю вообще, выпонимаете? И я приезжал к нему за сведениями.

– За сведениями? К этому старикану! Маразматику! И получилиих?

– Скажем, я вполне удовлетворен.

Дэвид смотрел на него все так же пристально.

– Не могу решить, – сказал он, – навещали вы старенькогомаразматика или миленькую девочку, а? Хотели узнать, чем она занимается в этомдоме? Я и сам раза два задумывался. По-вашему, она поступила на это место,чтобы выжать из старикана кое-какие сведения?

– Не думаю, – сказал Пуаро, – что обсуждать все это имеетсмысл. Она как будто очень внимательная и услужливая… как бы ее назвать?…секретарша.

– Помесь сиделки, секретарши, иностранной прислуги,дядюшкиной помощницы? Да, для нее можно подобрать немало определений, верно? Онот нее млеет, вы заметили?

– Ничего странного в подобных обстоятельствах, – чопорносказал Пуаро.

– Хотите, скажу, кому она очень не нравится? Нашей Мэри.

– Возможно, что и Мэри Рестарик ей не по душе.

– А, так вот что вы думаете! – сказал Дэвид. – Что Соне непо душе Мэри Рестарик. И не додумались ли вы до того, что она могла навестисправки, где хранятся гербициды? Пф! – добавил он. – Все это одно нелепеедругого. Ну, хорошо. Спасибо, что подвезли. Пожалуй, я выйду здесь.

– Ага! Дальше вы ехать не хотите? До Лондона еще семь миль.

– Нет, я выйду здесь. Всего хорошего, мосье Пуаро.

– Всего хорошего.

Дэвид захлопнул дверцу, а Пуаро откинулся на спинку.

Миссис Оливер рыскала по своей гостиной. Она не находиласебе места. Час назад она упаковала рукопись, которую считывала после машинки.Теперь предстояло отослать ее издателю, который изнывал от нетерпения и каждыедва-три дня звонил и поторапливал миссис Оливер.