– Я же не знал, что они разбежались. У него что, опять новая подруга? Вообще Жанна мне нравилась. Сильная личность. И умная… – Он задумался и добавил: – Правда, для женщины не это главное.

– А что, по-твоему, главное?

– Женственность, нежность, слабость… А Жанна, бывало, как посмотрит, так сразу чувствуешь себя последним ботаником. Поверишь, на меня ступор находил и развивался комплекс неполноценности, сижу дурак дураком, мыслей никаких, молчу как пень. С такой феминой любой мужик – ботаник. Если хочешь знать мое мнение, она улучшенный вариант твоей бывшей, только Вера попроще, а Жанна – экспортное исполнение…

Алика понесло. О женщинах он мог говорить долго, с придыханием, с дурацкими байками из собственного сомнительного житейского опыта, который Шибаев ни в грош не ставил.

– Ну, это как, к примеру, прапорщик и верховный главнокомандующий. Твоя Вера – прапорщик, а Жанна – верховный главнокомандующий. Стройся и шагом марш! Раз-два, левой! Или крась забор, и разговорчики в строю! И в банк заставляла идти охранником, не нравилось ей, видите ли, что ты детектив и свободный художник, рылом не вышел, караул, что люди скажут! То ли дело охранник! Твоя бывшая тоже пихала тебя в охранники, я же прекрасно помню! Бравые ребята и бабки хорошие. Ну почему, почему у них руки чешутся нас исправить? Любите меня, какой есть! Это же любовь, а не исправительная колония! – Алик раскраснелся, протыкал вилкой воздух, даже слегка заикался от распиравшего чувства праведного возмущения. – И что самое главное, – он поднял указательный палец. – Эта тоже меня не одобряла! В смысле, какого расшибена я тут с тобой. Как сговорились. Да какое ваше дело! Помню, как она на меня смотрела… И я сразу понял, что ты опять на те же грабли, извини за выражение. Я понимаю, сильная подруга в мифологии, у какого-нибудь Ахиллеса или Аякса, Зена с мечом, но в наше время… Да к ней подойти страшно – женщина-воин для экстремальных ситуаций, лошадь на ходу остановит и все такое. Знаешь, Ши-Бон, если честно, я даже прикидывал, сколько вы… это самое, ну, продержитесь. Даже сотню поставил, что недолго, а потом…

– И кто выиграл? – сдержанно спросил Шибаев.

– Ха, кто! Конечно, я! Ну, в том смысле, что я оказался прав. У меня опыт, я такого в жизни насмотрелся! Обливают друг дружку дерьмом, бьют морды, одна корова порезала ножницами дорогущие костюмы супруга, он ее чуть не прибил, с синяками месяц ходила. Скандалят даже в суде, угрожают… И что в итоге? Что в итоге, я тебя спрашиваю?

– Что?

– А то. Развелись, проходит месяц-другой – и снова вместе! Уму непостижимо. И твоя Жанна тоже… Разбежались они! И сразу тебе звонить, умная какая нашлась! А если у тебя другая женщина, она не подумала?

– Но у меня же нет никого, – возразил Шибаев на диво миролюбиво.

– Но она же этого не знает!

– Ладно, Дрючин, не бери в голову. Как ты себя чувствуешь? Как здоровье? Работа? Как спишь по ночам? Бессонница не мучает?

Тон у Шибаева был подозрительно мягок, и Алик прикусил язык, заподозрив неладное.

– Э-э-э… нормально… Ты чего, Ши-Бон, обиделся?

– Да нет, какие обиды, я же понимаю, у тебя душа за друга болит, ты же не просто так топчешься по его хребту и портишь ему аппетит. Ты с умыслом и лучшими намерениями, тебе же дать хороший совет – это как два пальца, да, Дрючин? Даже если никто твоего гребаного совета не просит?

– Да у тебя все время какие-то идиотские истории с ними! – закричал обиженный Алик. – Ты же романтик, они же тебе на голову садятся, у тебя же все время до гроба! Я же все вижу! И Жанна… А ведь она тебе даже не нравилась сначала. А теперь что? С ума сходишь, не спишь, депрессия заела. Ревность! Сколько можно? Запомни, Ши-Бон, к мужьям не ревнуют. И главное – все молчком, все в себе… как не знаю кто! Поделись, выплесни, тебе же легче станет! Ты недооцениваешь силу участия, все психиатры говорят, надо выплеснуть. О чем вы говорили? – он смотрел на Шибаева круглыми любопытными глазами.

– Ну, все, Дрючин! Ты меня достал! – Шибаев отшвырнул вилку и поднялся. – Я тебе сейчас все выплесну!

Он бросился в спальню, распахнул шкаф и выволок Аликовы вещи. Достал дорожную сумку, запихал туда барахло.

Алик, стоявший на пороге, издевательски захлопал в ладоши:

– Браво! В театре себя не пробовал?

– Вызвать такси или на троллейбусе? – зарычал Шибаев.

– Конечно, вызывай такси. Спасибо.

– Сам вызывай!

Шибаев хлопнул дверью, влетел в ванную, сунул голову под струю холодной воды. Яростно растерся полотенцем. Вышел из ванной. Алик демонстративно громко одевался в прихожей, стучал сапогами, с шумом выдвигал ящики шкафчика в поисках перчаток; нечаянно поддал ногой дорожную сумку. Шибаев, стоя на пороге гостиной, молча наблюдал. Алик делал вид, что не замечает его.

Наконец тянуть дальше стало просто некуда, Алик поднял сумку и пошел к двери.

– Я купил коньяк, – сказал Шибаев. – Будешь?

Алик уронил сумку на пол и спросил, не поворачиваясь:

– Какой?

– Хороший. Допускаю, я был не прав, – проговорил Шибаев.

– Да ладно, – с готовностью отвечал Алик. – Я тоже был не прав. Но я же хотел как лучше, у меня же душа разрывается! Ты же знаешь… – Он махнул рукой. – Доставай рюмки! Я сейчас! – Он схватил сумку и побежал в спальню. – За любовь! – провозгласил Алик, поднимая рюмку.

Шибаев кивнул. Они выпили. Алик закашлялся и схватил кусок хлеба.

– Так чего же она хочет? Жанна, в смысле, – спросил, прокашлявшись. Была в нем этакая въедливая настырность, от которой не увернуться было, которая создавала ему реноме опытного адвоката и крутого профи.

– Не знаю, мы не виделись, – буркнул Шибаев.

– Почему?

– По кочану.

– Душа не лежит? – догадался Алик, сгоравший от любопытства. – Не можешь простить?

Шибаев только вздохнул…

На другой день позвонил мэтр Рыдаев и сказал, что Ада Романовна ждет Шибаева завтра в одиннадцать у себя, адрес – улица Зеленая, дом шестнадцать.

– Прошу не опаздывать, – строго сказал Паша.

– Буду. Все? – спросил Шибаев.

– Все пока, – важно ответил мэтр Рыдаев. – Постарайся ей понравиться. Она хочет на тебя посмотреть, понял? До встречи.

Шибаев чертыхнулся. Ему не понравился тон Рыдаева, и мелькнула было мысль послать адвоката куда подальше, но, вовремя вспомнив, что в работе застой и стагнация, он смолчал, но пообещал себе, что припомнит Пашке при случае.

Ада Романовна оказалась не похожей на тот образ, который создали себе Шибаев и Алик Дрючин. В их связке Шибаев исполнял роль движущей силы, а Дрючин – роль оперативного аналитика. Он собрал сведения о Форели, как окрестил владелицу кафешек. Согласно показаниям свидетелей и очевидцев, это была здоровенная бой-баба, женщина-воин с мрачным взглядом исподлобья, не терпящая возражений, щедрой рукой раздающая тычки и подзатыльники. А увидел Шибаев старую женщину с растерянными глазами и искусанными от боли губами. Она держала руку на животе, говорила с трудом, и он невольно подумал, что должен поспешить.