— Тут не о чем говорить, — голос Майера звучит уже вдалеке.

— Марк, ну постой!

Когда звук шагов стихает, я дрожащими руками выключаю в туалете свет, приоткрываю дверь и выглядываю в щель. Успеваю увидеть, как Альфия заходит в кабинет Майера.

Я не знаю, есть ли камеры в коридоре. Я понимаю, что всё это — рискованно и глупо, только ноги сами несут меня в ту сторону. Теперь я не могу просто так уйти. Я должна знать, что она хочет обо мне сказать.

— … хотелось бы понять! — когда я подкрадываюсь к двери, Альфия уже начала разговор. На месте, где я сейчас стою, всё еще слышен аромат ее духов: пачули и шоколад. — Ты знаешь, что я — человек прямой. И знаешь, что очень мне нравишься. Но когда я три года назад предложила встречаться, ты что ответил? Правильно, ответил, что еще не выжил из ума заводить отношения на работе. А сегодня…

— Это была шутка, — сухо перебивает её Майер, а у меня после его слов сводит скулы от негодования.

— Ты с этой девочкой так решил пошутить? Очень злая шутка!

— Однако ты мне подыграла.

- Разве я могла представить, чем это закончится? Она чуть не умерла на месте!

— Всё? Ты высказалась? А теперь, пожалуйста, оставь меня в покое.

— Марк, я так не могу. Чувствую себя ужасно. Скажи, что она такого сделала?

— Ничего. В том-то и проблема, что она в рабочее время ничего не делает. Точнее, занимается чёрт знает чем. Она сюда только из-за Богдана устроилась, а работа ей вообще не нужна.

Я вспыхиваю, закусываю губу и упираюсь взглядом в стену, будто это поможет сохранить равновесие. Хотя никогда мне эта стена не нравилась: сочетание белого и серого, как в кабинете Майера. Кажется, что верх обожгло солнцем, и пепел осыпался вниз.

— Ах. Так ты обиделся, что она устроилась сюда из-за Богдана, а не из-за тебя? — в голосе Альфии внезапно слышится усмешка.

— Не мели ерунду, — зло отзывается Майер.

— Тогда уволь девочку, раз она такая плохая.

— Это было бы слишком просто.

— Всё понятно. Запал на неё?

— Ну что за бред?

— Марк, можешь говорить что угодно. Но я-то вижу — девочка чудо как хороша. Странно, и почему я ее раньше не замечала? — задумчиво произносит Аля.

— А я вот не вижу в ней ничего привлекательного. К тому же она полная дура.

Дыхание перехватывает. Чтоб хоть как-то его восстановить, я впиваюсь ногтями в ладони.

— А по-моему, ты всё прекрасно видишь. Одевается она, конечно, по-уродски, но это и не важно. Красота, как известно, бывает двух типов. Первый — это когда хочется нарядить женщину в шикарное платье, поставить на видное место и любоваться как дорогой статуэткой. Второй — когда не имеет значения, во что женщина одета, потому как не терпится поскорее с нее всё снять… и делать с ней всякие вещи. София как раз ко второму типу относится. Правда, Марк? Она — как дорогое вино в дешевом стаканчике. И могу поспорить на что угодно — когда-нибудь ты поступишься своими принципами и захочешь попробовать.

Я готова провалиться от услышанного! К счастью, Марк быстро останавливает этот словесный поток.

— Госпожа Уварова, а давайте-ка найдём другое применение вашему языку.

— Так я же совсем не против! С удовольствием применю! Могу прямо сейчас, господин Майер.

— Сейчас ни к чему. А вот во вторник — в самый раз. Полетишь в Лондон и уговоришь Джейкобсона заключить контракт.

— Что? Как…

— А вот как хочешь, так и уговаривай.

— Марк, я…

— Разговор окончен. Можешь идти, — после этих слов из кабинета доносится шуршание бумаг.

Я уже приготовилась бежать, но Альфия всё никак не угомонится.

— Хорошо. Я уйду. Но сначала скажу еще одну вещь насчет этой девочки. И не из ревности скажу, Марк.

— Ну что ещё?

— Если можешь — всё-таки не трогай её. Просто, знаешь… есть в ней еще что-то такое… такое…

— «Такое, такое!» — в очередной раз перебивает ее Марк. — Альфия, ну хватит уже. Ехала бы ты домой.

— Марк, я жду Влада. И дай, пожалуйста, договорить. Знаешь, сегодня, когда я на неё смотрела…. Как будто в ней есть что-то такое… глубоко запрятанное. То, что я не могу объяснить словами, только почувствовать. Какой-то надлом, что ли. Она — словно палимпсест[2], и если ты вдруг…

Конец фразы остаётся загадкой, потому что я вижу, как из холла на первом этаже появляется Влад и, пригнувшись, со всех ног бегу в туалет.

Закрывшись в туалете, я жду, когда вокруг стихнут все звуки, но и после этого ещё почти час боюсь выйти в коридор. Всё это время я стараюсь не двигаться — лишь изредка тру ладони друг о друга. Пальцы словно покрылись инеем, хотя внутри всё кипит от гнева и обиды.

Нет, на Уварову я не сержусь — даже несмотря но то, что она наговорила обо мне всяких глупостей. Но Майер… Это вообще ни в какие рамки не лезет.

«Она в рабочее время ничего не делает. Точнее, занимается чёрт знает чем».

Вот уж вранье! Да, с любовным романом получилось не очень хорошо, но ведь я писала его совсем по чуть-чуть! В остальном, я считаю, придраться не к чему. Работала я нормально, даже часть проектов делала за Лизу. Причём она могла прислать мне задания и в субботу, и воскресенье, а я потом сидела с ними до самой ночи. Так почему такая несправедливость?

«К тому же еще и полная дура».

А вот это — обиднее всего. Хотя и не могу понять, почему. По большому счету, какая разница, что обо мне думает Марк Майер — человек, у которого самомнение величиной с Эйфелеву башню? Считает дурой, ну и пусть себе считает.

Главное, что теперь я знаю: просто так он меня не уволит. Значит, время в запасе есть, а на его слова и выходки не стоит обращать внимания. Слова Богдана гораздо важнее. Он сказал: «Увидимся, София», а значит, я уже близка к цели и не должна позволить Майеру сбить меня с пути.

Когда я наконец выбираюсь из туалета, выхожу на улицу и направляюсь домой, то стараюсь не смотреть на мокрые тротуары, на суетливые огни вечерних проспектов, на мусор, который взлетает в воздух с порывами ветра. Я думаю о Богдане. О нашем прекрасном будущем.

Представляю, как мы проводим время вместе. Например, сидим в ротанговых креслах на замечательной деревянной веранде. Любуемся на розоватый закат. Слушаем шелест деревьев и стрекотание насекомых. Ужинаем: запеченные мидии и вино.

(Как-то я услышала разговор двух женщин. Одна из них сказала, что самое вкусное вино, которое она когда-либо пробовала, это сотерн. А еще — айсвайн, я себе записала тогда. Но не знаю, подойдет ли это всё под мидии. Если честно, не разбираюсь в вине).