Просто не верится. Он сказал: «Еще увидимся, София!» Он хочет со мной увидеться — даже после того, как я опозорилась, — это ли не счастье? Я должна думать только о том, что в итоге всё сложилось замечательно. А об ужасном поведении Майера и моем странном приступе не думать не думать не думать.

Если Богдан не ушел, хорошо бы с ним увидеться еще раз уже сегодня. Но как снова попасться ему на глаза?

Я поднимаюсь с места и спускаюсь в холл. Там, у самого выхода, стоит автомат с кофе и снеками. У нас в офисе есть кофемашина, и я не люблю кофе, но сейчас очень рада этому автомату. Можно делать вид, будто хочу что-нибудь купить. Я подхожу ближе и начинаю рассматривать шоколадки.

Внезапно входная дверь распахивается, и в холле вместе с порывом ветра появляется красивая девушка — высокая блондинка в плаще цвета пепельной розы.

Увидев меня, она подходит ближе и улыбается. Только вот ее улыбка почему-то кажется мне странной. Какой-то неживой.

Бабушка раньше собирала кукол. Такие они были безупречные: фарфоровые лица, пухлые губы, большие синие глаза с длинными ресницами. Но меня почему-то эти куклы пугали до дрожи, я их потом в музей отдала.

— Э-э… простите… не подскажете, как найти Марию Александровну Краснову? — девушка продолжает мне улыбаться.

— Конечно, сейчас покажу! — я улыбаюсь в ответ, хотя по коже пробегает неприятный холодок. Злюсь на себя — ведь эта девушка мне ничего плохого не сделала! Подумаешь, кукольное лицо.

Я веду блондинку в офис и показываю, где сидит Краснова.

— Спасибо огромное!

— Не за что!

Оказавшись у основания лестницы, я раздумываю, что же теперь делать — вернуться на своё место или еще покрутиться в холле, но вдруг дверь кабинета Майера распахивается, и оттуда выходят Богдан, Марк и Альфия. Аля что-то говорит, а потом смеется и целует Богдана в щеку. Я замираю от удивления. Как она его просто взяла и поцеловала. Как обычного человека.

Неожиданно Майер разворачивается и смотрит вниз, прямо на меня — как почувствовал, что я за ними наблюдаю. И тут же в мою сторону поворачивается Богдан.

Я вспыхиваю, быстро отворачиваюсь и иду к своему столу. В висках стучит, мне кажется, что я и спиной чувствую их пристальные взгляды.

Двое мужчин. Один улыбается мне вслед. Другой смотрит холодным непроницаемым взглядом.

День и ночь. Свет и тьма.

Но неужели, чтобы пробраться к свету, нужно обязательно пройти сквозь тьму?

О том, чтобы уйти сегодня с работы позже всех, не может быть и речи. Майер уехал куда-то вместе с Богданом, но я всё равно здесь задыхаюсь, хочется поскорее выйти на воздух.

Ровно в шесть хватаю вещи и бегу к выходу. На улице снова моросит дождь. Кажется, что людей вокруг больше, чем обычно, но я стараюсь думать не об этом, а о Богдане. Оказывается, он совсем невысокого роста, чуть выше меня. Немного поправился со времен того видео, но это его совсем не портит. На подбородке — шрам, небольшая белая полоска на загорелой коже.

Мужчина моей мечты. Встреча, которую я ждала много лет. И при этом что-то мучительно-непонятное зудит в голове.

Но что?

Я перехожу дорогу на светофоре и вдруг застываю, увидев у идущей навстречу девочки-подростка шоколад «Милка».

«София, милая…». «Милая» — вот что не даёт мне покоя. Не то чтобы я была против такого слова, вовсе нет. Но это не похоже на Богдана. Язык его текстов не всегда простой. Например, однажды он писал о чувстве вины. О том, как порой в порыве гнева мы говорим близким людям что-то плохое, а после, когда теряем этих людей, терзаемся, но уже ничего не можем изменить. И вот он писал об этом так: «Если б знать, что жгуты едких фраз и язвительных предложений — виселица для тебя, не для них! И когда-нибудь ты задохнешься в петле сложносочинённой и сложноподчинённой вины».

Я не говорю, что Богдан всегда выражался сложно, но слова «милая» в его книгах уж точно не было. И я не предполагала, что он может сказать такое первой встречной девушке, даже если эта девушка — я. А теперь…

Внезапно сквозь уличный шум прорывается захлёбывающийся вой сирены скорой помощи — самый ненавистный для меня звук на свете. Он прерывает мои раздумья: от неожиданности земля уходит из-под ног, я нечаянно наступаю в лужу, и с ужасом наблюдаю, как пятна грязи расползаются по ноге. Злюсь на себя — прицепилась к какому-то слову, будто заняться больше нечем, и потеряла бдительность!

Ну какое значение имеет это «милая», если дело сдвинулось с мёртвой точки? Главное, что я заинтересовала Богдана. Может, он скоро снова приедет в издательство. Может, в этот раз нам удастся пообщаться подольше. Может, он даже пригласит меня на свидание. Вот об этом и надо было думать.

Продолжая себя ругать, я выливаю из туфли грязную воду, а затем открываю сумку, чтоб достать влажную салфетку, и понимаю, что забыла на работе телефон.

Какая же я рассеянная! Теперь придется идти обратно. Единственное утешение — там у меня есть запасная пара обуви и колготок.

Бегом возвращаюсь назад и замечаю на парковке у офиса только одну машину — «Кашкай» Уваровой. Почему-то помощница Влада сегодня задержалась. В голове сразу всплывает эта ужасная сцена в кабинете: Альфия и Майер. Картинки помимо воли скачут перед глазами и сводят меня с ума.

Заскочив в холл, я оглядываюсь по сторонам: никого.

На нашем этаже тоже никого, вот и отлично. Подхожу к своему столу, бросаю забытый телефон в сумку, достаю из нижнего ящика обувь и колготки, а потом направляюсь в туалет.

Заперто. Это какой-то сумасшедший дом! Почему наш туалет снова заперт? Теперь придется идти наверх и надеяться, что не столкнусь с Уваровой. Конечно, мне безразлично, чем она занимается с Майером и даже всё равно, что она поцеловала Богдана, однако я бы предпочла никогда этого не видеть.

Поднявшись на второй этаж, я закрываюсь в туалете. Минут двадцать привожу себя в порядок и только собираюсь открыть дверь, как слышу звонкий окрик Альфии:

— Ма-а-арк!

Что? Марк? Вернулся в офис? Да это настоящая катастрофа!

— Что такое? — недовольно отвечает Майер, а я вздрагиваю, потому как его голос раздается прямо за дверью туалета.

— Мне нужно с тобой поговорить, — Аля уже не кричит, однако я слышу каждое её слово.

— Это срочно? Я спешу, заехал на минуту, — я улавливаю в голосе Майера еще большее раздражение.

Вот негодяй! Так разговаривать с женщиной, которую… с которой…

— Да! То есть… нет. То есть… я даже не знаю, — Альфия начинает запинаться. — Хочу поговорить об этой девочке.

— О какой еще девочке?

— Я про Софию.

В очередной раз за сегодняшний день ноги становятся ватными, а сердце начинает выпрыгивать из груди.