И не было никогда.

Мы её придумали сами.

Я подхватил мою апельсиново-мятную девочку на руки и потащил в комнату. Она смеялась, отбиваясь и целуя меня, куда попало. Она скинула ботинки и скользнула ко мне серебристой лентой. Её движения были такими естественными, наверное, потому что она была лунной волчицей. Ни одна женщина не двигалась с такой грацией, не волновала меня так, просто ложась на постель, поднимая руки, не вызывала дрожь наслаждения, прильнув к моей груди, не была такой нежной и серебряной. Да и были ли они? Какие-то чужие женщины до моей Аси?

Она изгибалась в моих руках, я стаскивал её одежду, серый свитер, она покорно приподняла руки, синюю майку и синий лифчик, привстала, джинсы, изогнулась, крошечные синие трусики, всё пахло апельсинами и мятой. И вот она уже голая надо мной, укусила за ухо, лизнула в нос, и холодные пальчики потянулись к молнии на джинсах. Я смеялся от счастья, но, попытался вырваться, был повержен навзничь и прижат коленом к постели. Ася раздела меня и пригрозила, что искусает. Я хотел у неё столько всего спросить, но нам некогда было разговаривать. Я купался в волнах апельсиново-мятного волшебно новогоднего аромата.

— Это ничего? — всё-таки спросил я у неё.

— Что? — она целовала меня, смешно ахая и повторяя про мой сладкий запах корицы беспрестанно.

Её нежные губы исследовали меня, словно были путешественниками на незнакомых берегах.

— Сладкий, славный, мягкий, мой, — шептала Асенька, выцеловывая дорожки на животе и добираясь до паха.

— Ну, щекотно, ой, что я, щекотно же, ай, инквизитор?! — выпалил я, прихватывая мою серебристую прелесть, когда она взяла в рот член, — не надо, Ася!

— Почему? — бесстыдный взгляд серых глаз скользнул по мне, светлые локоны щекотнули живот и бедра.

— Ну, я же легавый, так мне сказали твои волки, не пара я тебе, — я поерзал, понимая, что зря остановил Асю. — Человек, к тому же…

— Ничего, отец сказал, что ты толковый инквизитор. От тебя прок будет, — Ася снова деловито принялась то целовать, то лизать член, склоняя голову то к одному, то к другому плечу.

А я корчился от наслаждения, а потом вырвался и, подмяв Асю под себя, взял её грубо, быстро войдя во всю длину, Ася ахнула и заскользила мне навстречу, мечтательно странно улыбаясь, закрывая глаза, кусая губы.

Мы ласкали и ласкали друг друга, но наслаждение ускользало от нас. Мы переплетались руками, губами, языком, мы торопились раствориться друг в друге, чтобы быть частью чего-то большого, темного и сладостного.

Не сразу нас приподняла темная горячая волна наслаждения, и мы оба вскрикнули одновременно со страшным грохотом и сорванной входной дверью, которая влетела в дверной проем моей единственной комнатушки в облаке серой пыли.

Ася целовала меня, но я вскочил на ноги навстречу двоим светловолосым волкам.

Оба были выше меня. Я не добрал до двух метров пяти сантиметров. А эти были больше двух. Оба и глазом не повели, увидев нас голых в постели.

— Мы ждем, одевайтесь, альфа, — мягко сказал один.

— Он будет здесь, а я в машине посижу, — бросил другой.

— Как они тебя нашли? — шепнул я Асе, натягивая джинсы на голое тело.

— По запаху, — усмехнулась она, поцеловав меня в шею.

— Волки, — шмыгнул я носом.

Ася кивнула и начала одеваться неторопливо и невыносимо соблазнительно: влезла в джинсы, забыв про трусики, а потом стала помогать мне, опустившись на колени, скользнув грудями с твердыми сосками по мне полуголому, застегнула молнию на джинсах, облизнув губы, просунула ладонь под пояс моих штанов, сжала легонько член и вытащила ладошку, поднялась, всё так же касаясь шелковистыми грудями и холодными сосками моего живота, груди.

Я выдохнул. Губы жгло. Тело ныло от желания.

Ася это видела и улыбалась, мучительница.

— Застегни, — она протянула мне лифчик, повернулась спиной.

Я обхватил её груди ладонями, обнимая сзади, она прижалась ко мне спиной, надавив на член круглым задом, я ахнул, а она резко повернулась и вжалась в меня бедрами, целуя в губы. Я содрогнулся от наслаждения, она улыбнулась, прижимаясь ко мне.

Я целовал её долго, медленно, нежно, благодарно. Но от её горячего языка желание разгорелось снова.

Волк стоял спиной к нам и внимательно смотрел на фонари в моем дворе, на косо летящий в их неверном свете снег, не обернувшись, не поменяв положение, не шелохнувшись, словно ничего не заметил.

Наконец, Ася оделась. Я опустился на колени, чтобы зашнуровать её ботинки. Она целовала меня в макушку, шепча:

— Люблю…

Мне хотелось верить. Но… я был всего лишь первым встречным для волчицы.

Мы выбрались на лестницу. Волк шел на шаг сзади. Я выскочил босой и в одних джинсах, ступни обожгло ледяной корочкой на асфальте.

— Ты придешь на мою свадьбу? — Ася уткнулась мне в грудь.

— Не знаю, меня не приглашали, — отстранился я, поглядывая на оборотней, выходивших из дорогих автомобилей.

Видно, тот второй вызвал подкрепление.

Больше всего они были похожи на толпу итальянских мафиози из дешевых боевиков.

— Когда это тебя останавливало? — улыбнулась она сквозь слезы.

— Никогда, — согласился я, губы жгло: я хотел целовать её, тело разрывало разгоравшееся желание.

— Приходи! — Асю уже сажали в машину насильно, хоть и мягко, осторожно касаясь руками.

Меня телохранители-волки попытались отпихнуть, расчетливо собираясь ударить под дых локтями.

Но я увернулся от обоих, одному сделал подножку, второго вырубил ударом под ребра.

Еще двое телохранителей бросились ко мне, на бегу засучивая рукава и доставая оружие. Их остановил темноволосый волк, с бледно-розовым рубцом от ожога на лице, оборотень из моей команды, единственный оставшийся в живых в Игре:

— Спокойно. Не трогать, — бросил он, протягивая мне ладонь. — Всё хорошо, старлей, ты иди, возвращайся домой. Мы доставим наследницу альфы домой. Удачи тебе. И это… — он горько усмехнулся, — не играй ты больше в такие игры!

Я кивнул ему.

Автомобили тронулись, а я сполз на мерзлый тротуар, пытался выдохнуть, колом застрявший в легких воздух, машины бесшумно растворились в вечерней туманной дымке. Или это падал снег? Или это были мои слезы?

Снежинки таяли на голых плечах, а я не чувствовал холода.

Почему я подумал, что она будет моей? Свадьба состоится, как и было решено, двадцать девятого декабря, через четыре дня.

Телохранители остались снаружи, Ася осторожно переступила порог отцовского дома.