Желая с рассветом войти в соприкосновение с главными силами неприятеля, которые, как он предполагал, находились поблизости, «Бреслау» вскоре перешел на N-й курс. 24 декабря в 6 ч. 50 мин., при первых проблесках рассвета он увидел пароход, шедший курсом ОСТ и в ответ на запрос поднявший русский коммерческий флаг. Вскоре в носовой части парохода последовал взрыв, а личный состав его перешел на шлюпки. После нескольких попаданий с «Бреслау» пароход затонул. Экипаж (2 офицера и 31 матрос), находившийся в шлюпках и в воде, был взят в плен. В спасании команды принимал участие катер крейсера; за одним из утопавших бросились в воду германский унтер-офицер и матрос. Пароход оказался бывшим германским пароходом левантинской линии – «Атос», захваченным русскими. Он вышел 22 декабря из Севастополя с грузом камня и предназначался для заграждения какой-то гавани, вероятно, Зунгулдака.

Благодаря потоплению обоих пароходов задуманная русскими операция не удалась.

Алексей Иванович поспешно напомнил:

– Действует приказ, запрещающий разделение основных сил флота ввиду встречи с «Гебеном». Эбергард обоснованно опасается, что линейный крейсер потопит любой одинокий встреченный корабль, да ещё и уйдёт безнаказанным.

– А от соединения линкоров всегда уходил. Хотя и с порванными боками… иногда, – добавил Садовский.

– Ну да, ну да, наслышаны, – подал голос Иван Венцель. – На пять наших линкоров «Гебен» нарвался; головной первым залпом его накрыл, со второго же по четвертый линкор в белый свет как в копеечку палили – ошиблись в дистанции «чуть-чуть», 60 вместо 40 поставили (явную издёвку штабс-капитана не заметил бы разве что глухой), а замыкающий линкор вообще не стрелял, цель не видел.

Вот теперь седовласый капитан 1-го ранга разобиделся всерьёз. Даже голос изменился – чуть ли не скандальные нотки пробились сквозь привычную хрипоту старого морского волка.

– Это здесь, в тёплом кабинете, легко рассуждать! А там шторм, туман, да угольный дым из полсотни труб – и вдруг, откуда ни возьмись, вылетает из полосы тумана двухсотметровый вражина и всем своим главным калибром в тебя целит. И то – «Евстафий» успел и повернуть как надо, и первым огонь открыть. Да ещё и попал чуть не первым же снарядом. И со второго залпа было накрытие… Если бы по прицелу «Евстафия» все остальные линкоры ударили – где б сейчас тот «Гебен» оказался? И всего-то боя, пока этот гад не сбежал – меньше пятнадцати минут.

Статский советник примирительно сказал, наклоняясь к Садовскому:

– Вы, Глеб Михайлович, не обижайтесь. Военно-морская специфика – она на то и специфика. Мне, например, как немножко инженеру, только и понятно, что неплохо бы иметь такое устройство, чтобы помогало управлять огнём всей эскадры…

Садовский тоже сбавил тон и посетовал:

– Такие устройства скоро не придумают. Так, лишь бы как, на глазок, уже такие есть, видел я у французов, а слышал – и у англичан, и у немцев тоже подобное завелось. Но пока что, скажу я вам, хороший… да и средний, пожалуй, артиллерийский офицер управляется с ведением огня одним кораблём получше таких машин. Сложно это всё, так сразу и не перечислишь; а будь просто – не ставили бы по десять – двенадцать стволов главного калибра на каждый боевой корабль, хватило бы и парочки.

– Опять Европу впереди нас ставите, – обиженно сказал штабс-капитан Венцель. – Будто светлых голов в России мало.

– Это не совсем наше с вами дело, господа, – прервал его статский советник. – У нас, в общем-то, и полномочий нет заглядывать в архивы Морского технического комитета… Хотя что-то подсказывает мне, что и в этом вопросе мы не плетёмся в хвосте европейцев. И, кажется, что Иван Артурович и Глеб Михайлович найдут возможность глянуть одним глазком, нет ли там пары жемчужинок в ворохе отложенных или отвергнутых прожектов по этой части.

– Возможность мы непременно найдём, – сразу же отозвался капитан 1-го ранга. – Там у меня двое сослуживцев не последнюю скрипку играют. Да вот только что мы? Там серьёзные спецы, по два десятка лет оценку проводят…

– На то и уповаем, что свежий взгляд поможет нечто разглядеть, – усмехнулся Алексей Иванович.

ГЛАВА 8. ГАРДЕМАРИН НА ФРОНТЕ

Господин подполковник ещё раз перечитал сообщение, пришедшее из штаба дивизии с пометкой «Срочно. Секретно. Только для п/п Рагимова», да ещё и с припиской «В собственные руки».

Впрочем, в сообщении не было ничего особенного, что бы вызывало такую вот секретную срочность. В нём было всего-то распоряжение «…отправить немедленно в расположение Классов морских гардемаринов, в Петроград, гардемарина Иванова Василия, находящегося в подчинённом вам полку».

Правда, последний абзац в сообщении был несколько неожиданным: «Отправку проконтролировать, во избежание уклонения, и доложить».

Подполковник перевернул листок в надежде, что на обороте окажутся какие-то жизненно важные сведения. О поставке трехдюймовых снарядов, например, или о пополнении. Или хотя бы о парочке новых полевых телефонных аппаратов, – вместо разбитых, или просечённых осколками во время горячей перестрелки, произошедшей третьего дня.

Но, увы, ничего там не оказалось.

– Солонин, – позвал подполковник адъютанта. – Ну-ка, разберись, где у нас гардемарин числится. Бог весть что: морской курсант в пехотной части!

Но оказалось, что гардемарин Иванов, как всего-то за час выяснил исполнительный Солонин, не числится нигде. Но во втором гаубичном дивизионе, оказывается, обретается некий мальчишка по прозвищу Васька-морячок.

– Давно? – только и спросил Рагимов, не поднимая голову от карты-трехвёрстки, куда они с начштаба быстро наносили последние данные разведки и радиоперехвата, поступившего из какого-то подразделения.

– Не могу знать, – ответствовал штабной подпоручик и даже вытянулся в струнку.

Очень не любил молоденький офицер, всего-то с трехмесячным стажем службы (зато прошедшем в непрерывных, почти, арьергардных боях) показывать свою некомпетентность. Не так уж часто это и случалось, кстати.

– Так, – бросил, морщась, подполковник Рагимов. – Тащи его сюда. Вместе с Петренкой – он же теперь за старшего во втором дивизионе.

Вот уже два дня германец, которому дали-таки по зубам третьего дня, хоть и существенно опустошили боезапас, поутих или, если по-военному, не предпринимал активных боевых действий. Да почти что никаких не предпринимал, даже отошёл где на триста, а где и на все семьсот метров, вроде как спрямляя линию своих позиций.

Не фронта: фронта как такового не было. И местность не позволяла – то болота, то вдруг островок могучего и очень густого леса, такого густого, что только в пешем строю пройти можно, а то каменистые откосы, где глубже, чем на ладонь, и киркой не вгрызёшься. Так что были участки соприкосновения, была ничейная земля и просто непроходимые или крайне неудобопроходимые зоны, которые патрулировали, конечно, по краям. С обеих сторон.

Это к тому, что комполка мог себе позволить вызвать с боевой позиции исполняющего