Птица пыталась что-то ответить, но баркас ее не слышал. Оттолкнувшись от палубы тонущего судна, она взмыла в небо и принялась кружить, наблюдая за последними секундами жизни баркаса.

— Прощай, чайка! Спасибо тебе за все! Ты… всегда была… помнить… никогда не забу… прощай, ча…

Волны сомкнулись над баркасом, и он навсегда исчез в пучине своей любви.

— До встречи, друг, — тихо шепнула птица и, взмахнув крыльями, полетела к берегу.

С той памятной ночи прошло два года. Чайка часто возвращалась к тому месту, где когда-то она со своим другом проводила вечера, скрашивая его одиночество. Туда, где они любили беседовать обо всем что угодно. Туда, где все темы все равно сводились к одной — к разговорам об этом бесконечном и прекрасном море.

Так и сегодня постаревшая чайка тяжело опустилась на берег и взглянула на море мутными глазами. Ее пошатывало и качало. Годы взяли свое. На секунду прикрыв глаза, она почти сразу провалилась в сон, но из дремоты ее вывел шум крыльев над головой. Приоткрыв глаза, она увидела рядом с собой молодого альбатроса. Он смотрел на нее своими темными глазами и даже как будто слегка улыбался, переминаясь с лапы на лапу.

— Мне кажется, вы не очень хорошо себя чувствуете, — произнес альбатрос.

— Да, судя по всему, мне осталось недолго.

— Вы плохо видите?

— Только силуэты.

Альбатрос вздохнул и снова переступил с лапы на лапу.

— Я бы мог рассказать вам, какое сегодня море. Почему-то мне кажется, что для вас это важно.

Чайка повернула голову и уставилась на незваного гостя почти слепыми глазами.

— Думаю, что оно сегодня красивое, как никогда раньше, — тихо произнесла она, — сегодня оно слегка задумчивое, но удивительно сосредоточенное, как будто оно готовится к чему-то очень важному для него. Его движения медлительны и размеренны…

— …будто оно идет на встречу с кем-то очень дорогим для него, — перебил ее альбатрос, — и пытается насладиться ожиданием, растягивая его своей нерасторопностью.

— Я рада, что ты вернулся. — Чайка наклонила голову и прикрыла глаза. — Я скучала по тебе, баркас.

— Теперь я понимаю, почему ты не пришел за мной тогда, мой друг буксир, — кивнул альбатрос, — надеюсь, что ты погиб в море и тебе не пришлось гнить несколько лет на берегу.

— Да. Я распорол брюхо в старом фарватере. Помнишь, я предупреждал тебя о нем?

— Почему сразу не сказал, что чайка — это ты?

— Судьба, мой друг. Она все равно расставит все по местам, и нет таких…

— Да, да, я помню, — хмыкнул альбатрос, — нет таких сил, которые способны изменить этот порядок вещей.

— Именно.

— Полетели? — Взмахнул крыльями альбатрос.

— Полетели, мой друг. Теперь твоя очередь провожать меня.

Две птицы оттолкнулись от берега и взмыли в небо, расправив свои крылья над этим прекрасным, бескрайним и бесконечно очаровательным морем. Над их судьбой и предназначением, с которым они повязаны навечно.

На берег вернулась только одна птица. Но это было не важно, ведь если ты рожден для моря, то что бы ни произошло, рано или поздно ты все равно окажешься в море. Хоть в этой жизни, хоть в следующей.

Максим сошел со ступени эскалатора и медленно побрел к перрону. Опершись спиной на одну из колонн, он посмотрел по сторонам. На платформе находились еще три человека — влюбленная парочка, обнявшись, мило щебетала почти у самого начала тоннеля, с другой стороны на скамейке сидел пожилой мужчина и клевал носом. Максим тоже не отказался бы вздремнуть часов десять — сегодня был сумасшедший рабочий день и именно поэтому он добрался до метро так поздно. Видеть почти пустую станцию было немного непривычно и даже немного жутковато, в другое время здесь было не протолкнуться от бегущих куда-то людей, но сейчас можно было не думать о том, как попасть в вагон и не оказаться затоптанным до полусмерти.

Максим бросил взгляд на часы и поморщился. Пока он доберется до дома, пока поест и подготовится к завтрашнему дню, пройдет не меньше полутора часов, а это значит, что поспать ему сегодня удастся не больше шести часов. А завтра он снова окажется здесь, на этой станции метро, поднимется по эскалатору в толпе таких же невыспавшихся людей и снова окажется на работе. И так каждый день с небольшими перерывами на выходные.

От мрачных мыслей его отвлек шум приближающегося поезда, а через несколько секунд из темноты тоннеля вынырнуло яркое пятно фонаря, освещавшего путь металлического червя, пробирающегося по своим сумрачным подземным норам. Максим шагнул к краю платформы и стал ждать остановки поезда. Пустые вагоны проносились мимо него, постепенно замедляя ход. Наконец состав замер. Максим шагнул в открытые двери и со вздохом опустился на ближайшее сиденье. Двери закрылись, и поезд, слегка качнув своих пассажиров, снова тронулся в путь.

Максим по привычке сунул руку во внутренний карман куртки, чтобы достать телефон, — не сидеть же двадцать минут, уставившись в схему метрополитена. Но телефона в кармане не оказалось. Холодный пот покрыл все тело Максима, зрачки расширились, мышцы напряглись. Он судорожно стал бить себя ладонями по карманам. К счастью, приступ паники длился недолго. Телефон нашелся в правом кармане джинсов.

— Слава богу, — пробормотал он себе под нос и пальцем разблокировал экран.

— Не стоит благодарности, — раздался чей-то голос прямо над его ухом.

Максим вздрогнул и тут же повернулся к источнику звука. Справа от него сидел мужчина. На нем были черные джинсы и серая куртка с капюшоном, накинутым на голову, на ногах — белые кроссовки. Засунув руки в карманы куртки, он скрестил вытянутые ноги и мерно покачивался в такт движению поезда.

— Ой, я вас и не заметил даже, — виновато сказал Максим.

— Это нормально, — не поворачивая головы, произнес мужчина, — меня замечают только тогда, когда во мне нуждаются. Или, как в твоем случае, когда теряют, а затем находят свои телефоны. Это выглядит особенно забавно.

Максим не нашелся, что ответить на это откровение, но мужчина и не ждал от него ответа.

— Странное это выражение, ты так не считаешь? Вы употребляете его по любому поводу. Вот даже сейчас. Вместо того, чтобы сказать: «Позор моей забывчивости», ты говоришь: «Слава богу». Как будто это я нашел где-то на улице твой телефон, бежал за тобой до самого вагона метро, а затем как можно незаметнее засовывал его в твой карман. Глупо же? Глупо. — Мужчина замолчал и поменял местами ноги, закинув правую на левую. — Впрочем, это не важно. Ты не подумай, я не собираюсь читать морали о перекладывании ответственности и прочей ерунде.

— А вы считаете, что вы, типа, бог, да? — вздохнул Максим.

Конечно же, в завершение этого суматошного дня, именно напротив него должен был остановиться вагон с единственным пассажиром, который к тому же оказался городским дурачком.